– А главное, – размышляла Ли, – вот, я уже придумала. Потом меня похитила бы горилла. Да‑да, такая черная, жутко волосатая горилла.
Мистер Эйб покраснел и постарался еще глубже зарыть в песок свои проклятые ноги.
– Но ведь здесь нет горилл, – не слишком убедительно возразил он.
– Есть. Здесь вообще полно диких зверей. К этому нужно подходить с точки зрения искусства, Эйб. К моему цвету кожи горилла подойдет замечательно. Ты, кстати, обратил внимание, какие у Джуди волосатые ноги?
Эйб помотал головой, не желая углубляться в эту тему.
– Просто ужасные ноги, – заявила малютка, посмотрев на свои собственные икры. – Ну вот, а когда горилла несла бы меня на руках, из леса вышел бы молодой, прекрасный дикарь и заколол бы ее.
– А он во что будет одет?
– У него будет лук, – без колебаний ответила малютка. – И еще венок на голове. Этот дикарь взял бы меня в плен и привел к хижинам каннибалов.
– Здесь нет каннибалов, – выступил Эйб на защиту островка Тахуара.
– Есть. Людоеды захотят принести меня в жертву своим идолам и начнут при этом петь гавайские песни. Ну, такие, как поют негры в ресторане «Парадиз». Но молодой людоед влюбится в меня… – прошептала Ли с глазами, широко распахнутыми от восторга, – а потом в меня влюбится еще один людоед, например их вождь… А потом один белый человек…
– А откуда бы там взялся белый? – для порядка спросил Эйб.
– Он бы у них был в плену. Скажем, это был бы знаменитый тенор, попавший в руки дикарей. Тенор – для того, чтобы он мог петь в фильме.
– А он как был бы одет?
Малютка разглядывала пальцы своих ножек.
– Он… бы… был бы без всего, как и людоеды.
Эйб покачал головой:
– Малютка, это не годится. Все знаменитые теноры ужасно толстые.
– Ах, как жаль! – всплеснула руками малютка. – Ну, значит, его мог бы сыграть Фред, а тенор просто пел бы за кадром. Знаешь, это называется озвучивание.
– Но ведь Фреда в начале сожрала акула!
Малютка разозлилась:
– Нельзя быть таким жутким реалистом, Эйб! С тобой невозможно говорить об искусстве. Так вот, а вождь всю меня обвил бы нитками жемчуга…
– А жемчуг бы он откуда взял?
– Здесь куча жемчуга, – уверенно заявила Ли. – А Фред из ревности устроил бы с ним боксерский поединок на скале, прямо над морским прибоем. Какой прекрасный вышел бы кадр – силуэт Фреда на фоне неба, правда? Ведь это шикарная идея! А потом они оба упали бы в воду… – Ли просветлела лицом. – Вот тут как раз пригодился бы эпизод с акулой. Как разозлится Джуди, если Фред будет играть со мной в одном фильме! А замуж бы я вышла за красивого дикаря. – Златовласая Ли вскочила. – Мы бы стояли с ним на берегу… на фоне заката… совершенно нагие… Такой был бы последний кадр, и диафрагма бы закрывалась медленно‑медленно… – Малютка сбросила халат. – А я иду купаться!
– Ты ведь не надела купальный костюм! – с ужасом крикнул Эйб, оглядываясь на яхту: не смотрит ли оттуда кто‑нибудь; но малютка Ли уже, танцуя, бежала по песку к лагуне.
«…А в платье она выглядит лучше», – вдруг заговорил в молодом мужчине жестокий голос холодной критики. Эйб был прямо раздавлен тем, что его любовный восторг куда‑то испарился, он чувствовал себя виноватым, но… well, если Ли в платье и туфельках, то она… well, она и вправду как‑то красивее.
«Ты, наверное, хочешь сказать – приличнее», – защищался Эйб от этого холодного голоса.
«Well, и это тоже. И красивее. Почему она так глупо шлепает по воде? Почему у нее так трясутся мясистые ноги? Почему… почему…»
«Прекрати! – с ужасом защищался сам от себя Эйб. – Ли самая прекрасная девушка, когда‑либо жившая на земле! Я ужасно ее люблю…»
«Даже когда на ней нет ничего?» – ответил холодный критический голос.
Эйб отвернулся и посмотрел на яхту в лагуне. Как она красива, как точна каждая ее линия! Жаль, здесь нет Фреда. С Фредом можно было бы поговорить о красоте яхты.
Малютка уже вошла в воду по колени. Она простерла руки к заходящему солнцу и начала петь. «К дьяволу, да пусть она уже лезет в воду! – с раздражением подумал Эйб. – Впрочем, когда она лежала тут, свернувшись в клубочек и прикрывшись халатом, все было хорошо. Малютка Ли». Эйб, растроганно вздохнув, поцеловал рукав ее купального халата. Нет, он ужасно любит ее. Любит так, что у него все внутри болит.
Вдруг со стороны лагуны донесся пронзительный визг. Эйб поднялся на колено, чтобы лучше видеть. Малютка Ли, вереща и размахивая руками, спотыкаясь и разбрызгивая вокруг себя воду, спешила к берегу… Эйб вскочил и помчался ей навстречу.
– Что случилось, Ли?
(«Погляди‑ка, как нелепо она бежит, – подзуживал его холодный критический голос. – Слишком высоко поднимает ноги. Слишком сильно размахивает во все стороны руками. Это просто‑напросто некрасиво. А ко всему прочему она еще и кудахчет при этом. Ну да, кудахчет».)
– Что случилось, Ли? – кричал Эйб, спеша на помощь.
– Эйб, Эйб! – бормочет малютка, и – бумс! – она уже висит на нем, холодная, мокрая. – Эйб, Эйб, там какое‑то животное!
– Ничего страшного, – пытается успокоить ее Эйб. – Рыба, наверное, какая‑нибудь.
– У него такая страшная голова! – хнычет малютка и утыкается мокрым носом прямо Эйбу в грудь.
Эйб хочет по‑отечески похлопать ее по плечу, но эти хлопки по мокрому телу звучат слишком громко.
– Ну так, ну так, – ворчит он, – посмотри‑ка, там уже ничего нет.
Ли оглянулась на лагуну.
– Это был настоящий ужас… – выдохнула она и вдруг опять заверещала: – Там… Там… видишь?
К берегу медленно приближалась черная голова, ее пасть попеременно открывалась и закрывалась. Малютка Ли истерически завопила и отчаянно ринулась бежать прочь от воды.
Эйб пребывал в сомнениях. Бежать за Ли, чтобы успокоить ее? Или остаться здесь, чтобы показать ей, что я не боюсь этого зверя? В конце концов Эйб выбрал второй вариант – он подошел к морю, и, остановившись по щиколотку в воде, сжал кулаки и принялся глядеть зверю прямо в глаза. Черная голова остановилась, начала странно мотаться из стороны в сторону и сказала:
– Тс‑тс‑тс.
Нельзя сказать, чтобы Эйб совсем не боялся, но показывать своего страха было нельзя.
– Чего тебе надо? – резко спросил он у головы.
– Тс‑тс‑тс, – повторила голова.
– Эйб, Эйб, Э‑эйб! – завизжала малютка Ли.
– Я уже иду! – крикнул Эйб и медленно (чтобы ничего такого не подумали) двинулся по направлению к девушке, причем даже еще раз остановился по пути и строго посмотрел на море.
На берегу, где волны пишут на песке свои вечные и быстро исчезающие узоры, на задних лапах стояло какое‑то темное животное с круглой головой и вертело всем телом. Эйб застыл на месте, сердце у него тяжело застучало.
– Тс‑тс‑тс, – приговаривало животное.
– Эйб! – едва ли не падая в обморок, звала малютка Ли.
Эйб отступал шаг за шагом, не выпуская зверя из глаз; зверь не двигался с места, а лишь следил за его перемещениями, поворачивая голову.
Наконец Эйб добрался до своей малютки, которая лежала, уткнув лицо в землю, и, икая, всхлипывала от ужаса.
– Это просто… ну, что‑то вроде тюленя, – неуверенно сказал ей Эйб. – Нам бы стоило вернуться на яхту.
Однако Ли только дрожала в ответ.
– Он вообще ничуть не опасен, – твердил Эйб. Ему хотелось опуститься на колени рядом с Ли, но он вынужден был по‑рыцарски стоять, охраняя ее от животного.
«Если бы я не был в одних плавках, – думал он, – и будь у меня с собой хотя бы складной нож… Да хотя бы палка…»
Начало смеркаться. Животное подошло ближе, остановившись примерно в тридцати шагах. А за ним пять… шесть… восемь точно таких же животных вынырнули из моря и нерешительно, переваливаясь с ноги на ногу, заковыляли к тому месту, где Эйб охранял малютку Ли.
– Ли, не смотри туда… – прошептал Эйб, и сделал это зря, потому что Ли не стала бы туда смотреть ни за что на свете.
Все новые и новые тени выходили из моря и продвигались вперед широким полукольцом. Эйб насчитал уже около шестидесяти животных. Вон то, что там белеет, – это купальный халат малютки Ли. Тот, в котором она совсем недавно спала. А животные между тем уже дошли до светлого предмета, широко распростертого на песке.
Тогда Эйб совершил нечто одновременно само собой разумеющееся и безрассудное – подобно шиллеровскому рыцарю, который пошел в клетку со львами за перчаткой своей дамы. Ничего не поделаешь, пока стоит этот мир, мужчины всегда будут совершать само собой разумеющиеся и притом безрассудные поступки. Без колебаний, с высоко поднятой головой и сжатыми кулаками, мистер Эйб Леб пошел прямо на зверей, чтобы забрать купальный халат малютки Ли.
Звери немного отступили, но не бросились бежать. Эйб поднял халат, перекинул его через руку, как тореадор, и остался стоять.
– Эйб! – раздавались за его спиной отчаянные мольбы.
Мистер Эйб почувствовал в себе богатырскую силу и мужество.
– Ну что? – обратился он к животным и сделал еще шаг по направлению к ним. – Что вам вообще нужно?