А потом небо потемнело. Сперва янтарный небосвод стал кроваво-красным, словно предвещая великую беду. Затем красный цвет сменился тошнотворно-зеленым. С враждебного неба посыпались пылающие кометы; они вонзались в землю, и существа в ужасе и панике бежали прочь. Но бежать было некуда – кометы падали повсюду, сея в этом мире разрушение и смерть. Совсем близко от принца в воздухе открылся огромный разлом, и из него хлынула новая волна ужаса. Через открывшийся портал вперед ринулись крылатые демоны и суккубы, и никто не мог укрыться от их разящей магии и ядовитого огня. Завершая вторжение армии тьмы, через разлом протиснулась огромная фигура, и принц не мог не обратить внимания на то, насколько она была похожа на дренейскую.
Могучее создание руками раздвинуло скалы, освобождая себе место, после чего стало на колени и принялось рисовать на пыли и пепле магические символы разрушения своим огромным когтистым пальцем. Когда оно закончило, внезапно стало очень тихо, словно весь мир замер в ожидании чего-то еще более ужасного.
И тогда произошел взрыв.
Высвобожденная энергия сотрясла мир, разрывая его на части. Андуин вдруг понял, что рыдает, в ужасе воздев к небу руки – но потоки разрушительной магической энергии проходили прямо сквозь него, не причиняя ему вреда. Легион ушел через портал обратно в свой мир, обиталище демонов. Но в том мире после них не осталось ничего. Ничего живого. Вообще ничего. Бесследно исчезли даже дивные синие скалы – Андуин так и не успел понять, были они природными или же рукотворными. Осталось лишь бескрайнее и безжизненное пепелище. Пепел висел и в воздухе, и четырех лун за его стеной уже тоже было не разглядеть.
И в этот момент видение исчезло.
Андуин снова стоял перед пророком. Он пытался справиться со своими чувствами, но ничего не выходило – слезы текли рекой.
– Скорбеть о такой утрате вовсе не постыдно, – мягко сказал Велен.
– Что это был за мир? Когда это случилось? – спросил принц, все еще всхлипывая.
– Мне неведомо его имя. Его жители не говорили на известных нам языках, и смертные расы этого мира никогда там не бывали. Я сам зову его Фанлин’Дескор: Синие скалы под Янтарным небом. И поскольку я не думаю, что Легион помнит всех своих бесчисленных жертв, мы, скорее всего, единственные во Вселенной, кто знает, что этот мир вообще когда-то существовал.
– Как жаль, – сказал Андуин.
– Да. Если будет на то воля Света, когда мы одержим, наконец, последнюю и окончательную победу, я построю башню в одном из этих погибших миров и запишу все их имена для истории. Это станет мне искуплением.
– Искуплением? Чего? Ты же ведь всегда только помогал? В чем ты винишь себя, Велен?
– Когда-то очень давно я не сумел убедить своих братьев не идти тем путем, который они избрали. И цена расплаты за это оказалась огромной. – Велен сменил тему, возвращаясь к тому, зачем он показал Андуину видение. – Я показал тебе это с тем, чтобы ты понял, что ждет нас всех в случае поражения. Да, Катаклизм был ужасной катастрофой; да, Смертокрыл действительно очень опасен, но наша война неизмеримо важнее. Мы стараемся защитить не один мир, но все те, что еще остались.
Андуин знал, что когда Пророк снова принимает позу для медации, обращаясь к бурлящим энергетическим потокам Трона Наару, это означает, что его урок окончен. Принц уже выходил из дверей, когда до него донеслись слова Велена, еще не погрузившегося в медитацию.
– И ты прав, мальчик, это очень тяжелое бремя.
***
Последние слова, сказанные Пророком, преследовали Андуина до глубокой ночи. Он долго ворочался; сон никак не шел к нему, хотя обычно он засыпал очень легко. Когда же дрема, наконец, смежила ему веки, пришли сны – столь четкие, словно все это происходило с ним наяву.
Он словно провалился в бесконечную тьму, где не было ни звезд, ни солнца, ни луны – только уничтоженные демоническим огнем миры. Вселенная погасла, словно внезапно налетевший порыв ветра задул все свечи в древнем святилище, и оно погрузилось во тьму. Но сильнее отсутствия света Андуина пугала мертвая тишина. В живущей Вселенной не могло, просто не должно было быть настолько тихо.
Первой мыслью, пришедшей ему в голову при виде мертвой Вселенной было то, что он никогда больше не увидит своего отца, не сможет растопить ледяную стену, возникшую между ними… И тут Андуин понял, что не только он – уже ни один сын во всей Вселенной не успеет сказать отцу, как он его любит; не успеет попросить прощения за резкие слова. Самый ужас заключался не только и не столько в мертвой тишине и потухших звездах. Вместе со Вселенной умерла надежда, возможность что-то изменить.
И тут он услышал далекий звук. Он был очень тихим, будто кто-то далеко-далеко легко тронул струну – и все же слышался отчетливо и ясно. Во мгле вспыхнул огонек, потом другой; звук постепенно перерос в стройную мелодию, а разноцветные огни уже водили вокруг него хороводы. Создания Света окружили Андуина, разогнали тьму и начали петь о надежде. Вселенная ожила.
Прямо перед ним внезапно возникло лицо одного из беженцев, которого принц видел много раз, но не знал его имени. А создания, кружившие вокруг Андуина, все распевали: «Каждая жизнь есть Вселенная».
Андуин проснулся в холодном поту, весь всклокоченный; сердце отчаянно билось (видение, это было всего лишь видение…), но все же он немного успокоился. Вскоре он снова заснул и проспал мертвым сном до утра.
***
Мараад находился посреди большой круглой комнаты, на стенах которой были начертаны светящиеся руны. В центре нее стояло трое древних, но еще крепких дренеев в начищенных до блеска доспехах. Их окружали паладины и воздаятели; все подчиненные той троице, но не как это бывает, к примеру, у людей – один господин, а другой слуга. У дренеев иерархия была организована намного тоньше, и в ней все было подчинено общей цели, а не личным амбициям.
Эти трое – Борос, Курос и Эсом – были Триумвиратом Длани, а остальные присутствовавшие в комнате составляли Длань Аргуса, дренейскую элиту. Мараад уже знал, что Триумвират также вернулся в Экзодар, чтобы восстановить связи со своими собратьями в Азероте и определить дальнейший план действий для всей расы дренеев в свете недавних событий.
Немало воды утекло с тех пор, как Мараад последний раз стоял перед Триумвиратом и сам участвовал в заседаниях совета дренейских лидеров. Он уже позабыл, как спокойно и мерно они обсуждали все насущные вопросы, как успокаивающе действовали на него их мудрые и аргументированные речи. Представители других рас Альянса были совсем не такими – они были импульсивны и словоохотливы. В полной мере этот контраст проявился в момент, когда затянувшуюся дискуссию о беженцах и их нуждах прервал воздаятель Ромнар. Ромнар отвечал за проведение ремонтных работ на Экзодаре, дренейском межпространственном корабле. Обсуждение проблемы с беженцами, наводнившими остров, уже начало заходить в тупик, когда он сказал:
– Возможно, скоро это уже не будет иметь значения. Экзодар совсем скоро будет полностью отремонтирован.
Если бы столь важное заявление прозвучало на борту Усмирителя небес на совещании лидеров Альянса в Нордсколе, оно прогремело бы как гром среди ясного неба, а потом все еще долго пытались бы перекричать друг друга. Здесь же новость была встречена лишь молчаливым и оптимистичным одобрением. Кто-то положил свою руку Ромнару на плечо. Это прекрасно, словно говорили члены совета.
– А совсем скоро – это насколько скоро? – спросил Мараад.
– Через неделю. Все ключевые системы полностью работоспособны. Осталось сделать кое-что по мелочи и усилить потенциально уязвимые узлы.
– Наш корабль сможет отправиться в путь уже через неделю? А что говорит Пророк? – снова спросил Мараад.
В комнате воцарилось неловкое молчание.
– Он не знает? – недоуменно спросил Мараад.
– Он отказал в аудиенции всем нам, – ответил Эсом. – Мы оставили Щитам наше послание для него, но нас с тех пор так и не вызвали.
– А меня одного это беспокоит? – спросил Мараад и тут же пожалел, что эти слова сорвались у него с языка. «Я слишком долго пробыл вдали от Экзодара, – подумал он. – Естественно, все они взволнованы». И тишина эта указывала на беспокойство, а отнюдь не на одобрение.
Что делать, если Пророк действительно сбился с пути?
Но прежде чем кто-либо успел что-либо сказать, дреней, имя которого Марааду было не известно, прервал их размышления.
– К нашим воротам прибыла группа беженцев. Они требуют встречи с Пророком.
«Как и все мы,» – с улыбкой подумал Мараад.
***
«Почему ты не предупредил мир о Катаклизме?» Простой и вполне логичный вопрос смертного ребенка немым укором висел в комнате, мешая Пророку сосредоточиться на созерцании Света. Вместо того чтобы дать ответ, Велен ушел от него, и ясность уступила место неизвестности. Он не узнавал сам себя. «Неужели я до сих пор могу поддаваться заблуждениям? После всего, что произошло? Или это исходит из меня самого?»
В самом деле, как пророк мог непредупредить о грядущем бедствии?
Ведь он видел его. Он видел огромную бронированную тень ночи, нависшую над Азеротом и несущую огонь, боль и страдания. Также видел он и гибель Азерота в десятках апокалипсисов, видел в хитросплетениях будущего и множество куда менее значимых побед и поражений. А Свет – его маяк, его компас, то чувство, что помогало ему не сбиться с пути в бескрайнем море видений – Свет не указал ему на то, что Катаклизм неизбежен; возвращение обезумевшего Смертокрыла явилось ему лишь как один из множества вариантов будущего. Что же это за пророк, который не может отличить истинное видение от ложного? Какой от него толк?
Велен усилием воли изгнал навязчивый вопрос мальчика из своего сознания и сосредоточился на том, чтобы попытаться отыскать крупицы истины в своих видениях… пока он еще не потерял рассудок или пока еще не стало уже слишком поздно. Когда Щит, стоявший на страже у дверей его покоев, обратился к нему с просьбой предоставить аудиенцию Триумвирату, Велен ничего не ответил.
Он видел, как Экзодар был отремонтирован и направился в Пустоту, где сгинул во тьме.
Он видел, как Экзодар, казалось, был отремонтирован, но взорвался на старте. Почти все дренеи погибли; Остров Лазурной Дымки был практически уничтожен.
Он видел, как Экзодар приземлился в Запределье, и дренеи восстанавливали свое бывшее пристанище в изгнании.
Он видел, как дренеи отремонтировали межзвездный корабль, но тот так и остался в Азероте. Одни его видения терялись во мраке, другие нет.
Велен не мог позволить себе гадать. Но Свет так и не осветил перед ним нужный путь. Пускай решает Триумвират, подумал он.
Теперь, когда извне его уже ничто не отвлекало, он обратился к своей внутренней сущности, отчаянно пытаясь отыскать путь.
***
Мараад с трудом старался подавить в себе чувство отвращения. До этого ему уже не раз приходилось иметь дело с людьми в Нордсколе – герои Альянса были скоры на суждения, импульсивны, но это были храбрые и достойные люди. Ему даже не верилось, что стоявшие перед ним оборванцы – страшные, с выбитыми зубами, понятия не имевшие ни о приличиях, ни манерах и уж точно не отличавшиеся умом – люди той же расы, что и герои, с которыми он не так давно сражался плечом к плечу.
– Нам бы Пророка повидать, – нагло заявил один из них с особо противной рожей. Он и говорил не на обычном Всеобщем, а на каком-то примитивном диалекте. – Уж он-то все уладит.
– Это, стало быть, ваш представитель? – громко спросил Мараад. Но толпа не обратила внимания на его иронию.
– Пророк не принимает никого, друг. Нам тоже нужна его мудрость в этот трудный час. Но мы можем только ждать. Он заговорит, когда сочтет нужным, – сказал миротворец Экзодара.
– Да ладно врать-то! А принц Штормграда?
– Принц Андуин обучается у Пророка пути Света. Это огромная честь для вашего народа, что Вечный Пророк согласился учить одного из вас. Возможно, это станет великим даром для всех людей.
– Да пошли вы! Честь какая, надо же! Про честь он нам будет втирать! Ты-то сам кто таков? Демон на козлиных ногах, а туда же!
Для дренеев не было худшего оскорбления, чем напоминание об их родстве с эредарами Легиона. Миротворец угрожающе сощурился и потянулся к висевшему у него на поясе светящемуся хрустальному мечу. Мараад, увидев это движение, тоже схватился за рукоять своего огромного молота; несколько других дренеев сделали шаг вперед в сторону «делегации», и Мараад не без удовлетворения заметил, что люди инстинктивно попятились назад. Мозгов у них, может, было и негусто, но страх и прочие животные инстинкты работали безотказно.
Миротворец заметил это и с явным облегчением отпустил рукоять меча.
– Послушайте. Я знаю, что вы оказались вдали от дома. Вы голодны, ваше будущее неясно, вам страшно. В вашем положении вполне разумно обратиться за помощью к Пророку. Поверьте мне, я сам был бы счастлив, если бы он вышел к вам и облегчил ваши тяготы. Но вы должны понять: его пути неисповедимы. Если он решит выйти к вам, он выйдет. Но это решать только ему. А сейчас возвращайтесь обратно в лагерь, в свои дома.
– Какие еще дома… Нет у нас тут домов, – последовал сердитый ответ. Беженцы убрались восвояси, явно неудовлетворенные и злые. Они чуть было не полезли в драку с теми, кто дал им приют. Обстановка накалялась, и все это понимали.
– Как им хватает наглости тыкать нам тем, что они изгнанники? – потрясенно молвил миротворец.
– Да уж, – согласился Мараад.
***
В окружении членов Длани Аргуса и Триумвирата Мараад изложил свой план.
– Пророк не желает делиться с нами своей мудростью. Стало быть, решение за нами. Давайте дадим Легиону бой на его территории! Если же это окажется невозможным, давайте вернемся в Запределье и восстановим его. Мы ведь нужны нашей второй родине, и Заблудшие, все еще бродящие по пустошам, тоже нуждаются в нашей помощи.
Члены Триумвирата хранили молчание, но Мараад чувствовал, что они одобряют его идею. Он умел читать мысли на их бесстрастных лицах. Но все же в воздухе висело ощущение некоего беспокойства, и Мараад знал, откуда оно исходит, ибо разделял его и сам. Пророк должен сказать свое слово. Он должен благословить наше решение.
– Через неделю мы испытаем фазовые двигатели Экзодара. Если все будет в порядке, а Пророк так и не заговорит с нами, мы покидаем Азерот!
***
– Как идут твои занятия, Андуин? Становится ли твое понимание вещей глубже?
Все прошлые месяцы принц был несказанно польщен вниманием, оказанным ему; он был в восторге от того, что у него была возможность учиться у наиболее приближенного к Свету создания во всем Азероте. Но безмятежность и казавшаяся безучастность Велена беспокоили его. У него появлялись вопросы, на которые он не получал ответа, и нараставшее в нем недовольство, наконец, вырвалось наружу.
– Ты знаешь, что там творится? – спросил Андуин.
– Там постоянно что-то творится, – услышал он тихий голос. Ответ Велена был спокойным, но все же в его интонациях чувствовалась резкость. – Моя забота – это путь.
– А что такое путь? Война в каком-то далеком-далеком мире? Ты же нужен здесь. Ты нужен сейчас. Поэтому ты не предупредил никого о Катаклизме? Это просто было недостойно твоего внимания? Мы для тебя что, букашки? Или, может, вообще бездушные пешки?
Пророк уже и не помнил, когда последний раз кто-то осмеливался укорять его. Он медленно развернулся в сторону принца, удивленный тем, как быстро мальчик становился мужчиной – настолько зрелыми были его слова. Впрочем, люди вообще взрослели рано. И как только он увидел перед собой лицо Андуина, мир вдруг переменился.
Вместо принца перед ним стоял воин, закованный в полный латный доспех, от которого исходило сияние самого Света. Воин стоял на краю обрыва и держал в вытянутой руке меч, указывая им куда-то вдаль. Был ли это Азерот или какой-то иной мир, Велен наверняка сказать не мог. И внезапно небо потемнело. Перед глазами Велена предстала огромная армия, собравшая под одно знамя все расы Азерота. Эльфы крови, орки, тролли, таурены, проклятая нежить и хитроумные гоблины, оседлавшие небесных скакунов всех видов и мастей, медленно продвигались вперед. От их доспехов и магического оружия исходило столь яркое сияние, что Велену на миг стало больно глазам. Рядом с легионами Орды Велен увидел войско ночных эльфов, людей, дворфов и гномов, потомков древних основателей Альянса; тут же были и оборотни-воргены. В их рядах были и его собратья-дренеи, выделявшиеся среди остальных своими дивными доспехами и хрустальными палицами и мечами.
Но Альянс и Орда были на поле не одни.