***
Первые беженцы выглядели забитыми и растерянными. Они прибывали по одному-два, кто на утлой лодке, кто на маленьком плоту. Не в силах противостоять нахлынувшим на них напастям, они предпочли отправиться навстречу неизвестности. Слухи о том, что дренеям удалось пережить раскол мира и что на Острове Лазурной Дымки можно найти пристанище, распространялись быстро. И слухи эти были куда оптимистичнее реальности. Поначалу дренеи помогали беженцам всем, чем могли. Они отвели им территорию для лагеря за пределами Экзодара, делились с ними водой и пищей, лечили больных. Но потом беженцы начали разыскивать своих друзей и членов семей. Вскоре по всему Калимдору разлетелась молва: Пророк оберегает Остров Лазурной Дымки. Он предвидел наступление Катаклизма, и он все исправит. Тоненький ручеек беженцев вскоре превратился в полноводную реку. Они прибывали уже даже не десятками, а целыми сотнями. Количество изгоев в лагере беженцев уже перевалило за тысячу, и дренеи уже не могли помогать всем страждущим.
Постепенно среди обитателей лагеря стали преобладать более мрачные настроения. Пророку нет до нас дела. Дренеи держат его где-то в глубинах своего корабля. Они похожи на демонов! Эти копыта… Брр!
Андуин проводил среди беженцев немало времени. Он лечил больных, пытался вселить в них веру в Вечный Свет, где мог, помогал советом – многие взрослые были просто поражены его мудростью и зачастую чувствовали себя беспокойно, когда его не было с ними рядом. Много раз принц спрашивал у них, отчего те не обратились за помощью к его отцу, не пытались искать защиты в Штормграде. Но те лишь отводили глаза и бормотали что-то в духе, что да, мол, его отец великий король, но он, в отличие от Пророка, не может предвидеть будущее. Не сочти за оскорбление, словно говорили они, но твой отец всего лишь человек. А Пророк выше его. Через некоторое время, впрочем, Андуин понял, что действия беженцев были продиктованы не только благоговейным почитанием пророка, которого они никогда и не видели. Все они происходили из неблагополучных слоев общества. Для них законные правители Штормграда были теми, кого следовало опасаться, а не просить о помощи и защите. И принц перестал задавать неудобные вопросы.
Так что в лагере, через который он сейчас шел вместе со своим проводником на аудиенцию у Велена, его все хорошо знали. И все же он понимал, что там его не считают за своего. Он чувствовал, что между ним и беженцами лежит огромная пропасть. Причиной тому было и королевское происхождение, и его уникальный дар, и детская травма… Порой ему хотелось, чтобы он был таким, как все. Но он взрослел и уже начинал понимать, что все это не случайно, и ему было предопределено быть другим. Ему предстояло стать вождем и защитником своего народа – и это было не привилегией и не возможностью властвовать. Это был его долг.
Все беженцы были людьми. Дворфы, определенно, были слишком горды, чтобы покинуть родные края; ночных эльфов не пугала даже ярость Смертокрыла; а гномы… ну это же гномы. С чего бы они стали бояться землетрясений и лавы, если со своими механизмами они и так рисковали в любую минуту взлететь на воздух?
Беженцы были голодны, слабы и напуганы. Дня не проходило, чтобы кто-то не заболевал, и когда в лагере становилось слишком много больных, юный принц находился с ними, стараясь помочь. Он не жалел ни времени, ни сил, и потому никак не мог спокойно пропустить мимо ушей едкую реплику, отпущенную на его счет одним из беженцев, мимо которых он проходил. Те сидели кружком на земле и праздно болтали, даже не думая заняться чем-то полезным. «Его любимчик», – сказал один. «Ну да, на пацана у Пророка время есть, а на нас ему плевать», – подхватил другой. Продолжения разговора он уже не расслышал. Андуин много наблюдал за беженцами и видел, как на их лицах отражаются их подлинные чувства. В глазах многих изгоев он видел молчаливое обвинение, и вот буквально только что он его еще и услышал. Те беженцы явно были настроены против него, и принц никак не мог подавить в себе негодование. «Что я им сделал? Я всего лишь пытался помочь», – думал он.
И тут он почувствовал, как в его душу закрался червь сомнения. Но почему же Велен не принимает их?
***
Наездник летел на грифоне над Калимдором – там было тепло, и воспоминания о мертвом севере и пронизывающем морозе постепенно отступали. На этот раз ноша грифона была тяжелее обычной и на удивление спокойной. Обычно те, кто не рожден для полета, либо замирали от восхищения, взирая на раскинувшиеся под ними просторы, либо жутко пугались. Даже если путешественник летел молча, грифон прекрасно чувствовал его напряжение. Но всадник, которого он нес на спине сейчас, был самим воплощением безмятежности и покоя.
Тот, кто повидал многие десятки миров и участвовал в бесконечной войне с Пылающим Легионом, вряд ли увидел бы что-нибудь достойное его внимания, пролетая над Азеротом. Воздаятель Мараад был слишком глубоко погружен в свои мысли, чтобы восхищаться красотой этого мира с высоты грифоньего полета. На севере теперь все было в порядке. Тьма, олицетворением которой был Король-лич, отступила, и воздаятель теперь был нужен в другом месте. Он слыхал о возвращении Разрушителя; об угрозе, нависшей над Азеротом – но что для него, дренея, могла значить угроза лишь одному из миров? Легион блуждал по Круговерти Пустоты по-прежнему уничтожая на своем пути все живое.
Он уже летел над Островом Лазурной Дымки. Была ночь, и внизу он вдруг увидел тысячи маленьких огоньков – словно отражения звезд на небе. В какой-то момент Марааду показалось, будто эти огоньки – крохотные маленькие миры, но он знал, что это не так, и перевел взгляд на небо. Больше всего его всегда занимали небеса.
Что это было неподалеку от Экзодара? Армейский лагерь? Почему ему не доложили?
Грифон влетел в Экзодар через металлический проем. Укротитель гиппогрифов Стефанос принял у Мараада поводья и отвесил легкий поклон.
– Поздравляю с победой на севере, Воздаятель. Я так рад, что ты вернулся домой.
– Домой? Для нас в этом мире нет дома. И не будет. Мы – странники во Вселенной; изгои потерянного для нас Аргуса. Мы ни на миг не должны забывать об этом. Кстати, что за огни я видел по пути сюда? На наш остров вторглась чья-то армия?
– Нет, Воздаятель. Это беженцы, спасавшиеся от ужасов Катаклизма. Здесь они обрели приют. Теперь они надеются, что Пророк их спасет.
Мараад нахмурился, и черты его лица странно исказились.
– Все мы надеемся на это, брат.
Воздаятель не стал дожидаться ответа. Развернувшись, он быстро направился в сторону Трона и оттуда прямиком к палатам Велена. Стук его копыт по хрустальному полу отдавался гулким эхом. Мараад приблизился к двум Щитам, охраняющим вход, внимательно выискивая хоть какой-нибудь признак того, что дренеи утратили бдительность. «Это никогда больше не должно повториться, – подумал он. – Довольно с нас Дренора».
Он уже подошел к двери приемной Пророка, и тут один из Щитов, до того стоявший, как статуя, внезапно ожил. Стражник сделал шаг вперед, преграждая путь. Это было ожидаемо.
– Я – воздаятель Мараад, командующий силами Альянса в Нордсколе, – представился он, как полагалось по этикету. – Мне нужно поговорить с Пророком.
– Пророк сейчас никого не принимает, Воздаятель Мараад. Ты проделал долгий путь, и мне жаль, но я не могу пропустить тебя к нему.
А вот это уже было неожиданно.
– Час еще не столь поздний. Ты хочешь сказать, что Пророк отказывает мне в аудиенции? Я летел из самого Нордскола, а ты даже не спросил его, примет ли он меня.
Щит явно чувствовал себя неудобно.
– Прошу простить меня, Воздаятель. Но пока что пророк не принимает никого.
– Мне вернуться утром?
– Наверное, не стоит, Воздаятель. В последние недели Пророк не принимал никого, кроме юного принца Штормграда. Я сообщу тебе, как только он изменит свое решение.
Мараад еще некоторое время смотрел на Щита, но понять, о чем он в этот момент думал, было невозможно. Затем он развернулся и ушел.
***
Андуин молча стоял за своим наставником, погруженный в свои мысли. Он не мог постичь рассудком ни возраст, ни мудрость Велена, поэтому воспринимал его просто как некую могучую силу природы – вроде солнца или звезд. Пророк левитировал в своей обычной медитативной позе спиной к Андуину. Эту спину он за последние недели видел уже много раз.
– Почему ты не предупредил мир о Катаклизме? – вырвалось у Андуина.
Фигура оставалась неподвижной. Ни единое движение не выдавало мыслей Велена, но в тишине, наступившей после вопроса принца, словно повисла тяжесть.
– Я ищу путь. Свет должен осветить нам путь к спасению от Легиона и разрушения, что он несет с собой. Увидеть этот путь могу лишь я один. И лишь я могу указать его силам Света.
Андуин пытался осмыслить только что услышанное.
– Наверное, это очень тяжелое бремя.
Пророк медленно повернулся к принцу лицом:
– Поэтому я и странствую по тропам будущего. Легион и Древние Боги прожигают дыры в ткани будущего, но если я смогу увидеть их и подготовить смертных, мы, возможно, еще сумеем избежать катастрофы.
– А если не сможешь?
На миг безграничная безмятежность Велена сменилась всепоглощающим горем и болью – но лишь на миг.
– Я хочу тебе кое-что показать, – прошептал древний дреней. Расправив руки и ноги, он опустился чуть ниже. Все еще паря над металлическим полом Экзодара, Пророк приблизился к мальчику и положил руку на его лоб.
– Прости меня. Но это необходимо, – сказал Пророк.
Экзодар словно растаял в воздухе, и теперь принца окружала бесконечная мгла, в которой лишь изредка вспыхивали искорки света. Вдруг Андуин почувствовал, что его куда-то тянет неведомая сила. Миг – и вот уже он стоит на какой-то странной земле под незнакомым небом. Небо было цвета янтаря, и в нем висело четыре луны, одна краше другой. До самого горизонта простирались синие скалы самых причудливых форм. Воды видно не было, но скалы были удивительно похожи на внезапно застывшие волны – словно бушующее море, запечатленное на полотне великого живописца. А вокруг было множество зверей, птиц и прочих дивных созданий, настолько разных и невероятно прекрасных, что никакими словами нельзя было бы передать их красоту. Никогда раньше Андуин не видел ничего подобного. Стоя посреди этого буйства красок, он даже не особо пытался понять, куда он попал и как устроен этот мир – настолько он был потрясен.
И еще был Свет! Он чувствовал, как Свет окружает его, яркий и могучий, как в Азероте; как он просвечивает сквозь этих удивительных существ.