– Позвонил, справился, пока ты был в сортире. Знаешь, где похоронное бюро Уэнделла?
Тень кивнул. Снежинки вертелись перед лобовым стеклом и закладывали головокружительные пируэты.
– Сверни здесь, – сказал Тень.
Машина скатилась с федеральной трассы, мимо мотелей, сбившихся в кучку к северу от Игл‑Пойнта.
Да, прошло три года. Незнакомые вывески, и огней стало больше. Когда они ехали мимо «Силовой станции», Тень попросил Среду сбавить ход. «ЗАКРЫТО НА НЕОПРЕДЕЛЕННЫЙ СРОК, – гласила написанная от руки и вывешенная на двери табличка, – В СВЯЗИ С ТЯЖЕЛОЙ УТРАТОЙ».
Налево, на Мейн‑стрит. Мимо тату‑салона, за ним армейский рекрутский центр, «Бургер Кинг», далее – аптека Ольсена, знакомая и ничуть не изменившаяся – и наконец желтый кирпичный фасад похоронного бюро Уэнделла. Неоновая надпись в витрине: «ДОМ УСПОКОЕНИЯ». Под вывеской – каменные надгробия, не тронутые резцом каменотеса, безликие и безымянные.
Среда вырулил на парковку.
– Хочешь, зайду с тобой? – спросил он.
– Да нет, не стоит.
– Хорошо, – все та же недобрая усмешка. – Да и у меня есть чем заняться, пока прощаешься с женой. Номера я сниму для нас обоих в мотеле «Америка». Как закончишь, подходи туда.
Тень вышел из машины и проводил ее взглядом. Потом вошел в здание. В сумеречном коридоре пахло цветами и мастикой, так что запах формальдегида едва угадывался. В дальнем конце коридора был вход в «Часовню успокоения».
Тень поймал себя на том, что вертит в руке золотую монету, судорожно перебрасывая ее вверх‑вниз по ладони. Этот прохладный тяжелый кружочек в руке почему‑то его успокаивал.
Возле двери в самой дальней части коридора висел листок с именем его жены. Он вошел в «Часовню успокоения». Почти всех, кто был в комнате, он знал в лицо: несколько коллег Лоры по работе, кое‑кто из друзей.
Его тоже узнали, все до единого – это было видно по выражению лиц. Но – ни улыбки, ни приветствия.
В дальнем конце комнаты был небольшой подиум, на нем кремового цвета гроб с расставленными вокруг цветами: алыми, желтыми, белыми и темно‑красными, кровавого пурпурного оттенка. Он сделал шаг вперед. Лорино тело было видно уже отсюда. Ближе подходить ему не хотелось; развернуться и уйти он не решался.
Человек в черном костюме – Тень решил, что это работник похоронного бюро, – сказал:
– Сэр, не желаете ли вы сделать запись в книге соболезнований и воспоминаний? – и указал ему на лежавшую на маленьком пюпитре книгу в кожаном переплете.
Почерк у него был очень хороший. Он вывел «ТЕНЬ» и поставил дату, а потом, очень медленно, приписал рядом «(БОБИК)», откладывая тот момент, когда нужно будет идти в дальний конец комнаты, где люди и кремовый гроб, а в гробу – этот предмет, который никакого отношения к Лоре не имеет.
В дверь вошла маленькая женщина и замешкалась на пороге. Медно‑рыжие волосы, очень черное и очень дорогое платье. Вдовий траур, подумал Тень: с этой женщиной он был знаком давным‑давно. Одри Бертон, жена Робби.
В руках у Одри был букетик фиалок, перехваченный внизу полоской серебряной фольги. Такие букетики в июне собирают дети, подумал Тень. Вот только сейчас для фиалок был не сезон.
Она двинулась через комнату к гробу Лоры. Тень пошел следом.
Лора лежала с закрытыми глазами, сложив на груди руки. На ней был строгий синий костюм – Тень его раньше не видел. Длинные русые волосы убраны со лба. Да, это его Лора, и в то же время не она; потом он понял, что чужой ее делает неподвижная, напряженная поза. Лора даже во сне и нескольких минут не могла полежать тихо.
Одри положила букетик весенних фиалок на грудь Лоры. Потом пожевала губами – и плюнула, с силой, в мертвое лицо.
Плевок попал Лоре на скулу и тут же начал стекать к уху.
Одри уже шла к дверям. Тень догнал ее.
– Одри! – он окликнул ее.
– Тень! Ты что, из тюрьмы сбежал? Или они тебя сами выпустили?
На секунду ему показалось, что она на транквилизаторах. Голос уж больно глухой и ровный.
– Выпустили, вчера. Я свободный человек, – сказал Тень. – А теперь объясни мне, в чем дело?
Она остановилась в сумеречном коридоре.
– Ты насчет фиалок? Это были ее любимые цветы. Мы с ней с детства ходили их собирать.
– Я не про фиалки.
– Ах, так вот ты о чем. – Она вытерла с уголка рта невидимую каплю. – Мне кажется, и так все ясно.
– Не ясно, Одри. Мне – не ясно.
– Тебе что, ничего не сказали? – Тон у нее был совершенно ровный, бесстрастный. – Твоя жена умерла с членом моего мужа во рту, Тень.
Он вернулся назад, в часовню. Плевок кто‑то успел вытереть.
После обеда – Тень поел в «Бургер Кинге» – были похороны. Кремовый гроб с телом Лоры предали земле на маленьком общем кладбище на краю города: неогороженный холмистый участок, луговая трава и перелески, сплошь усеянные черными гранитными и белыми мраморными надгробиями.
На кладбище он ехал на уэнделловом катафалке, вместе с матерью Лоры. Судя по всему, миссис МакКейб склонна была считать, что в смерти Лоры виноват Тень.
– Если бы ты был здесь, – сказала она ему, – ничего этого бы не случилось. Вообще не понимаю, зачем она вышла за тебя замуж. Я ей говорила. Предупреждала ее, не раз и не два. Но кто теперь слушает, что говорят матери, а, я вас спрашиваю? – Она помолчала, потом пристально вгляделась в его лицо. – Ты что, дрался?
– Да, – ответил он.
– Варвар, – подытожила она, плотно сжала губы, задрала голову, так что все ее многочисленные подбородки заходили ходуном, и принялась глядеть в стену, прямо перед собой.
К немалому удивлению Тени, Одри Бертон тоже пришла на похороны, хотя держалась в тени. Закончилась краткая служба, гроб опустили в холодную землю. Люди начали расходиться.
Тень остался стоять у могилы: засунув руки в карманы, дрожа, глядя в глубокую яму.
Небо у него над головой было серо‑стального цвета, безликое и плоское, как зеркало. Время от времени срывался снег, невесомыми блеклыми хлопьями.
Что‑то он такое хотел сказать Лоре и готов был ждать до тех пор, пока в голове у него не прояснится, и он не вспомнит, что именно. Мир вокруг начал понемногу терять свет и цвет. Ноги у Тени затекли, лицо и руки горели от холода. Он снова сунул руки в карманы, пытаясь хоть немного согреться, и пальцы сомкнулись на золотой монете.
Он подошел к могиле.
– Это тебе, – сказал он.
На гроб уже бросили несколько лопат земли, но места в могиле было еще предостаточно. Он бросил золотую монету Лоре, а потом набросал сверху немного земли, чтобы уберечь золото от алчности могильщиков. Тень отряхнул землю с рук и сказал:
– Спи спокойно, Лора, – а потом добавил: – Мне очень жаль, что все так вышло.
Потом повернулся к городским огням и пошел обратно в Игл‑Пойнт.
До мотеля было мили две, не меньше, но после трех лет в тюрьме сама возможность идти и идти вперед, даже бесконечно долго, была – как подарок. Если идти все время на север, попадешь на Аляску, а там можно свернуть и пойти обратно, на юг, в Мексику, и даже еще того дальше. До самой Патагонии или до Огненной земли.
Рядом остановилась машина. Стекло поползло вниз.
– Подвезти тебя, Тень? – спросила Одри Бертон.
– Не надо, – ответил он. – От тебя мне ничего не надо.
Он продолжил идти в прежнем темпе. Одри ехала рядом, на скорости три мили в час. В лучах фар танцевали снежинки.
– Мне все время казалось, что она моя лучшая подруга, – сказала Одри. – Мы болтали с ней каждый день. Если у нас с Робби случалась драчка, она узнавала об этом самая первая – и мы отправлялись с ней в «Чи‑Чи», чтобы поговорить о том, какие мужики свиньи. И все это время она трахалась с ним за моей спиной.
– Прошу тебя, Одри, ехала бы ты отсюда!
– Я просто хочу, чтобы ты понял: для того, что я сделала, у меня были свои причины, причем довольно веские.
Он промолчал.
– Эй! – крикнула она. – Эй, ты! Я с тобой разговариваю!
Тень повернулся.
– Ты что, хочешь, чтобы я сказал тебе, что ты была права, когда плюнула Лоре в лицо? И что меня это совсем не задело? Или что после всего, что ты мне рассказала, я ее возненавидел и перестал по ней тосковать? Не бывать этому, Одри!
Еще с минуту она молча ехала рядом. Потом сказала:
– Как оно там, в тюрьме, а, Тень?
– Прекрасно, – ответил он. – Ты бы там себя чувствовала просто как дома.
Она ударила ногой по газам, мотор взревел, и машина умчалась.
Едва фары скрылись из виду, мир погрузился во тьму. Сумерки успели перерасти в ночь. Тень все ждал, когда же, наконец, от ходьбы станет теплее, когда тепло потечет по заледеневшим рукам и ногам. Но ничего подобного с ним не происходило.
Как‑то раз, в тюрьме, Космо Дей по прозвищу Ловкий назвал маленькое тюремное кладбище, расположенное позади больнички, костяным садом, и образ этот застрял у Тени в голове. В ту же ночь ему приснился сад, залитый лунным светом, с белыми скелетообразными деревьями, ветви у которых заканчивались скрюченными пальцами, а корни уходили глубоко в могилы. На деревьях в приснившемся ему костяном саду росли плоды, и в этих плодах крылась какая‑то опасность, но, проснувшись, он так и не смог вспомнить ни того, что это были за плоды, ни того, почему держаться от них следовало как можно дальше.
Мимо проносились машины. Жаль, что тут нет тротуара, подумал Тень, и тут же запнулся обо что‑то невидимое в темноте и растянулся во весь рост, одной рукой угодив в придорожную канаву, так что она на несколько дюймов ушла в ледяную грязь. Он поднялся на ноги, вытер руки о штанины, выпрямился, нелепо и неловко, как чучело, и успел только сообразить, что рядом кто‑то есть, – словно ко рту и к носу прижали что‑то мокрое, и он задохнулся от едкого химического запаха.
На этот раз канава показалась ему уютной и теплой.
* * *
Виски ломило так, будто к черепу их приколотили кровельными гвоздями. Руки были связаны за спиной: судя по ощущениям, чем‑то вроде ремня. Он был в машине, на обшитом кожей автомобильном сиденье. Поначалу ему показалось, что у него нелады с пространственным восприятием, но потом он понял, что – нет, другое сиденье действительно отстоит от его собственного именно на такое расстояние.
Рядом с ним кто‑то сидел, но повернуться и посмотреть, кто именно, он не мог.
Жирный молодой человек на противоположной стороне салона этого невероятного лимузина достал из бара банку диетической колы и с хрустом открыл ее. Длинное черное пальто из какого‑то шелковистого материала, на вид – лет двадцать, не больше: на щеках полноценные зрелые угри. Увидев, что Тень пришел в себя, он улыбнулся.
– Привет, Тень, – сказал он. – Мой тебе совет: постарайся не действовать мне на нервы.
– Договорились, – сказал Тень. – Не буду. Если можно, высадите меня у мотеля «Америка», рядом с федеральной.
– Врежь ему, – сказал парнишка человеку, который сидел слева от Тени. Удар пришелся в солнечное сплетение, Тень задохнулся и сложился пополам. Потом выпрямился, как мог медленно.
– Я же сказал, не действуй мне на нервы. А ты действуешь. Постарайся отвечать коротко и в тему, не то я просто порешу тебя на хер, и все. Или, может, даже не убью. А скажу ребятам, чтобы они, блядь, переломали тебе все кости до единой. А их, между прочим, двести шесть штук. Так что постарайся не действовать мне на нервы.
– Понял, – сказал Тень.
Лампочки, вделанные в потолок лимузина, поменяли цвет с фиолетового сперва на синий, потом на зеленый и наконец на желтый.
– Ты работаешь на Среду, – продолжил молодой человек.
– Да, – ответил Тень.
– Какого хера ему здесь нужно? В смысле, что он задумал? У него должен быть какой‑то план. Какой у него план?
– Я начал работать на мистера Среду сегодня утром, – сказал Тень. – Я у него вроде как на посылках.
– То есть ты хочешь сказать, что не знаешь?
– Я хочу сказать, что не знаю.
Парень расстегнул пиджак и достал из внутреннего кармана серебряный портсигар. Открыл его и предложил сигарету Тени:
– Куришь?
Тень хотел было попросить, чтобы ему развязали руки, но потом передумал:
– Нет, спасибо.
Судя по всему, в портсигаре были не сигареты, а самокрутки, и когда паренек закурил, щелкнув матовой черной «Зиппо», запах у дыма был – как от горелой проводки.
Парнишка глубоко затянулся и задержал дыхание. Потом выпустил немного дыма изо рта и снова втянул его носом. Такое впечатление, что он репетировал этот номер перед зеркалом прежде чем предъявить его публике, подумал Тень.
– Если ты мне соврал, – сказал парнишка, и голос его прозвучал как будто из другой комнаты, – я тебя, блядь, грохну. Ты меня понял?
– Да, вы уже говорили об этом.
Парнишка затянулся еще раз.
– Значит, говоришь, остановились в мотеле «Америка»? – Он постучал по водительскому стеклу. Окошко открылось. – Эй, там. Мотель «Америка», возле федеральной. Надо высадить там нашего гостя.
Водитель кивнул, стекло вновь поднялось.
Мерцающие оптоволоконные огоньки в салоне лимузина время от времени меняли цвет, пробегая по одной и той же не слишком яркой гамме. Тени показалось, что вместе с ними мерцают и глаза жирного молодого человека, и цвет напоминает зеленоватое свечение допотопного компьютерного монитора.
– А скажи‑ка ты Среде вот что, приятель. Скажи ему, что его дело прошлое. И его давно списали в утиль. Он старый. Скажи ему, что будущее за нами, и нам насрать на него и ему подобных. Его место в мусорном баке древней истории, а такие люди, как я, поедут в будущее на лимузинах, по суперскоростному шоссе.
– Я передам, – сказал Тень.
У него начала кружиться голова. Будем надеяться, что не стошнит, подумал он.
– Передай ему, что мы, блядь, перепрограммировали реальность. Передай, что язык – это вирус, вера – операционная система, а молитвы – ебаный спам. Передай ему все это слово в слово, а не то я замочу тебя на хер, – мягко, сквозь дым, сказал парнишка.
– Я понял, – ответил Тень. – Можете высадить меня прямо здесь. Остаток пути пройду пешком.