– Ну, во‑первых, – рассмеялся Эрик, – об этом месте знают лишь избранные. Сомнительно, чтобы кто‑то тебя сюда возил. Ты, если помнишь, даже защитный купол восприняла за скалу. Формально эта планета необитаема, и на ней нет ничего интересного, ни одной мало‑мальски занятной формы жизни. Во‑вторых, чтобы приземлиться на Меклис, нужно иметь модернизированный космический корабль, потому что здесь очень сильное магнитное поле, и электроника моментально приходит в негодность.
Я кивнула, переведя взгляд на небо. Оно уже темнело, но то тут, то там вспыхивали светло‑салатовые, фисташковые, перламутровые, аметистовые и неоновые огоньки, как будто кто‑то окунал волшебную кисть в мерцающие краски и щедро раскрашивал небо прямо на моих глазах. С каждой минутой фантастический узор полыхал всё ярче и ярче, пока, наконец, не озарил весь небосклон. Хмурая ночь неожиданно обернулась огненным днём. От космически невероятной картины захватывало дух. Я долго смотрела на это чудо природы, а потом тихо произнесла:
– Ты знаешь, когда я была маленькой, то любила находить в инфосети упоминания о небе Захрана полуторатысячелетней давности. Тогда его атмосфера была гораздо чище, и люди могли любоваться звёздами. Мне всегда нравилось читать легенды и сказания древних, в которых говорилось, что раз в десятилетие над Захраном загорается мерцающий мост, чтобы боги могли сойти на землю.
– Тогда считай, что сегодня ты стала богиней, – услышала я голос своего спутника, обернулась и встретилась с насмешливым взглядом золотых глаз.
Вот уж кто точно мог бы сойти за бога на Захране. Бога красоты. Внезапно вспомнилось, что когда‑то я думала о том, что окажись Киар на моей родине, то его бы я приняла за дьявола. Хороша парочка: бог и дьявол. Это сравнение заставило меня немного смутиться, и чтобы как‑то абстрагироваться от нелепых мыслей я нарочито громко фыркнула:
– Скажешь тоже.
Ещё какое‑то время я любовалась северным сиянием, затем нам принесли еду, вкуса которой я даже не заметила, так как пыталась вобрать в себя всю космическую красоту того, что творилось над нашими головами.
– Так зачем ты меня сюда привёз? – наконец, оторвавшись от небосвода, спросила я.
– Почему обязательно «зачем‑то»? – вопросом на вопрос ответил Эрик, но я услышала лёгкие нотки досады. Ему тоже доставляло удовольствие просто сидеть в тишине и смотреть на танцующие краски на небе. – Разве ты не допускаешь, что могла мне понравиться, и я просто захотел пригласить тебя на свидание?
Я покачала головой. Эрик? Меня?!
– М‑м‑м‑м…. может, мне просто не с кем было провести вечер?
Я фыркнула, на этот раз почти не скрывая смех. Да, эльтониец пригласил меня на свидание, подарил огромный букет цветов и привёз показать северное сияние. Формально он перевыполнил все пункты «романтического вечера», но… Вот это жирное «но» не давало мне покоя.
– И поэтому вместо того, чтобы поужинать в столовой на станции, ты привёз меня на Меклис?
– Всё‑то от тебя не скроешь, – проворчал Эрик со вздохом. – Ладно… признаюсь, Анестэйша, я хотел произвести на тебя впечатление.
– Зачем? – недоумение явственно читалось на моём лице.
Зачем красивому, богатому и успешному эльтонийцу производить впечатление на юную захухрю? Я не могла не отметить, что впервые за наше общение, вместо фамильярного «малышка» Эрик Вейсс обратился ко мне по полному имени. Мужчина закусил щёку, тщательно что‑то обдумывая и барабаня по столешнице.
– Анестэйша, ты себя недооцениваешь, но я скажу как есть. Я знаю, что ты соврала в суде на Танорге.
Сердце пропустило удар, а мышцы лица в один миг одеревенели. Неужели он привёз меня сюда, чтобы обвинить в лжесвидетельстве? Почему тогда не остановил там, в зале суда? В конце концов, всё сказанное мною ему, как адвокату, было только на руку…
– Нет, ты не поняла! – сразу вскинулся Эрик, уловив изменение в моём настроении. – Я ни в чём тебя не обвиняю. Более того, это единственный случай за всё время, о котором я слышал, когда цварг признался в эмоциональном взломе сознания, а жертва не только не подтвердила, но и опровергла сказанное.
– Может быть, потому, что никакого эмоционального взлома сознания не было? – изо всех сил я надеялась, что мой голос прозвучал ровно.
Впервые за весь вечер порадовалась, что передо мной эльтониец, а не цварг.
– Я знаю, что был. Анестэйша, я просто знаю. Я вижу это… по тебе, по твоим глазам. По Киару, в конце концов! Он никогда бы не сознался в том, чего не совершал, да и смысл ему на пустом месте свидетельствовать против себя в суде?! Я слишком много лет знаю Киара, и чувствую, что это было. Но всё это меня мало интересует, я хочу лишь знать, как тебе удалось под таноржским детектором лжи последнего поколения заявить, что ничего такого не было? Почему самая лучшая техника не отреагировала на твои слова?!
… Капитан Валлуни снимает с руки детектор лжи в виде бабочки, а я считаю секунды, в течение которых медленно потухают зелёные диоды. Три с половиной секунды. Мне надо будет успеть выкрикнуть фразу за три, чтобы когда я положила браслет на столешницу, он всё ещё тускло светился и не вызвал вопросов. Издалека осматриваю металлическое произведение искусства на запястье Киара и прикидываю, с какой стороны в него встроен пульсометр. Из‑за одурманивания синтетическими бета‑волнами у меня и так сейчас пониженная температура тела и пульс ниже среднего, но надо будет подстраховаться и поддеть мизинцем правое крыло спереди. Чтобы никто не заметил, придётся заранее вызывать суматоху в зале и незаметно спрятать руки…
– Наверно, потому, что я сказала на суде правду, Эрик.
Эльтониец откинулся на мягкую спинку кресла, накрыл своё лицо руками и тихо простонал:
– Анестэйша, ты не понимаешь… мне надо знать. Понимаешь? На‑а‑а‑адо…
Эрик не требовал, не угрожал и даже не просил. Он умолял. Я же молчала. А что я ещё могла ответить? Признаться в лжесвидетельстве?! Жизнь Киара мне важнее, не говоря о том, что и меня за такое по головке не погладят. Да и с Вейссом я знакома без году неделя.
Через некоторое время Эрик убрал ладони от лица и произнёс, но уже гораздо более сухим тоном, чем говорил со мной до этого:
– Я прилетел на станцию Космического Флота сообщить тебе, что помимо крупного денежного штрафа я добился возбуждения уголовного дела против Игнара Радосского по вопросу умышленного синтетического воздействия. Твоих показаний вкупе с роботом‑уборщиком, переданным адмиралом Леру, и заключения экспертов оказалось достаточно.
Я рассеянно кивнула. Меня больше это не интересовало. Было противно осознавать, что мой родитель, пускай не претендующий на звание «отца года» оказался способным на такое… Бездушно выжать планету, конвертируя её ресурсы в кредиты, а когда Захрана ему показалось мало, заняться разработкой оружия, способного уничтожить самую сильную расу в Федерации Объединённых Миров и подчинить себе остальные.
– Как ты уже знаешь, – продолжил Эрик, – после того громкого процесса он пропал.
– Предположительно скрывается на Танорге, – вставила я, вспомнив новости, которые время от времени просматривала через инфосеть станции.
Эльтониец состроил такое лицо, что мне сразу стало понятно: отец скрывается где угодно, но только не на Танорге.
– Неважно, где он. Важно то, что если его найдут, то, скорее всего, сошлют на какой‑нибудь астероид, а потому он сделает всё возможное, чтобы не отсвечивать.
– И при чём здесь я? – попыталась задать вопрос нейтрально, но получилось почему‑то раздражённо.
– А при том, что в ходе проверок выяснилось, что далеко не всё, чем занимался твой отец, было нелегальным. К примеру, основной бизнес по утилизации мусора на Захране – более чем законен. Документы, договоры с Аппаратом Управления Планетой, банковские переводы, налоги, отчёты – придраться не к чему. А ты – единственная наследница Игнара Радосского.
«Положим не единственная, есть ещё и Яков, который знает, кто его отец. Но точно единственная, рождённая в зарегистрированном браке», – поправила я адвоката мысленно, но вслух решила не высказывать своего замечания. В конце концов, это была всего лишь моя догадка, рождённая в горячечном бреду под действием гипноза. Никаких доказательств того, что Игнар Радосский имел вторую семью «про запас», у меня не было.
– Насколько я знаю, у моего отца есть жена, – моя мать, – и по законам Захрана именно ей должно отойти если не всё, то большая часть. Опять же, это возможно только в том случае, если Игнара Радосского признают погибшим. Эрик, я не понимаю, к чему ты клонишь. Говори уже яснее!
Мужчина с малиновыми волосами снисходительно мне улыбнулся, а я почувствовала, как начинаю на него злиться.
– Ты заблуждаешься. Для того чтобы имущество гуманоида арестовали или передали его родственникам, смерть вовсе необязательна. Такая вещь, как преступление против целой расы, ведёт к тем же последствиям. Формально изобретение синтетических бета‑волн, которые могут за несколько лет свести в могилу любого цварга, можно отнести к этому случаю. Иллария Радосская, безусловно, получит всё ей причитающееся – движимое и недвижимое имущество на Захране. Но самые крупные банковские счета Игнара Радосского были открыты не на Захране, а в межгалактическом банке. Твой отец – гражданин Танорга, а по законам этой планеты наследниками могут выступать лишь те, кто имеет с ним общую кровь.
– Иными словами, я могу стать самой богатой захухрей во всех галактиках, – закончила мысль за адвоката.
Эрик кивнул.
– А если я откажусь? У кого эти деньги окажутся тогда?
Адвокат пожал плечами.
– Сейчас все счета находятся под арестом Федерации Объединённых Миров. Если Игнар Радосский и дальше будет так же ловко скрываться от органов правосудия, то они будут заморожены ещё порядка десяти лет. Затем их разморозят, и средства конфискуют, потому что Игнар, скорее всего, будет к этому моменту объявлен особо опасным преступником. Конечно, если за эти десять лет будет получено подтверждение о смерти твоего отца, то тут уже вступит в силу закон о наследовании. Но с учётом влияния и связей Игнара Радосского я бы на это не надеялся. Даже если с ним случится несчастный случай, он с высокой вероятностью уже изменил внешность и документы, а, следовательно, официальной справки о его смерти ты не получишь.
Я покачала головой.
– Эрик, я очень ценю то, что ты мне сообщил. Честное слово… но я не хочу пользоваться кредитами, которые мой отец нажил на том, что разрешал закапывать на Захране радиоактивные металлы.
Мужчина вскинулся, чтобы что‑то возразить, но я подняла руку, показывая, что не закончила:
– Я понимаю, что ты сейчас скажешь, что всё было законно, Аппарат Управления Планетой сам согласился на эти вещи, но для меня это всегда будут грязными деньгами. – Я вновь перевела взгляд на северное сияние, потому что произнести то, что я собиралась, глядя в глаза Эрику, у меня не было сил. – Раньше я думала, что прожить восемьдесят или девяносто лет – это здорово. Когда мой сосед по боксу как‑то раз сообщил, что хочет прожить лет до ста семидесяти, я над ним посмеялась, думая, что он шутит. А ведь он тоже человек, как и я, просто с Танорга. Чуть позднее я собрала всю информацию и проанализировала. Оказывается, таноржцы живут дольше захухрей не только из‑за более развитой медицины, но и из‑за общей экологии планеты. Мой отец разбил на заднем дворе дома сад, где мы выращивали собственные овощи и плодовые деревья. Только недавно я вспомнила, что земля на нашем дворе была необычно чёрной, я такой нигде на Захране больше не встречала. Сейчас понимаю, что отец прекрасно знал о влиянии мусора на почву, а потому доставил для нас чистую землю с другой планеты. Понимаешь, что это значит?
Адвокат молчал. Я же вдруг почувствовала, как в глазах предательски защипало. Было даже не столько противно от осознания последствий действий отца, сколько просто больно оттого, что я все эти годы жила на средства, не зная их истинную стоимость.
– Это значит, что я жила на кредиты того, кто крал годы жизни у других людей. Годы! У множества других людей. У целой планеты! Это даже не лицемерие, это… – я попыталась подобрать подходящее слово, но не смогла, а просто махнула рукой. – А, к шварху! Ты сейчас предлагаешь мне воспользоваться кредитами, которые сократили жизни моих знакомых и соотечественников чуть ли не вдвое. Ты хотя бы можешь представить, что сейчас предлагаешь мне?! – под конец мой голос всё‑таки сорвался, и я поскорее сморгнула подступившие слёзы.
В памяти пронеслись многочисленные картинки из моего прошлого. Очень слабый здоровьем младший брат Рика и его мама, учительница по математике в младших классах, которая однажды прямо на уроке закашлялась кровью, всегда слишком бледная и вялая Катарина из соседнего дома. Да что уж там, даже собственная мама – Иллария Радосская – постоянно плохо себя чувствовала, и несмотря на все старания врачей, никто не мог понять, что с ней не так. На Захране отравлена не только почва и продукты, но даже воздух насыщен вредными для человека примесями. При мыслях о матери стало совсем тоскливо. Смогу ли я теперь её увидеть?
Неожиданно тёплая ладонь эльтонийца накрыла мою руку. Я удивлённо перевела взгляд на него, ожидая увидеть в его глазах если не понимание, то, как минимум, уважение к моему выбору, но вместо этого слова Эрика были сродни метеоритному дождю:
– А я‑то считал, что пригласил на свидание отважную девушку, что бесстрашно угнала истребитель, не побоялась рискнуть покинуть планету с синдромом Кесслера, дерзко обвела вокруг пальца целую комиссию Космического Флота и отстояла право учиться в Академии. Вот уж не думал, что ты такая трусиха.
– Что‑о?! Причём здесь вообще трусость? – подкатившие слёзы мгновенно высохли, я резко выдернула руку и посмотрела на своего спутника с неприязнью. – Неужели ты считаешь, что это честно – жить на кредиты, стоившие многих лет другим людям?!
– Да при том, Анестэйша! Потому что перекладывание ответственности на чужие плечи и прятки за стеной из моральных принципов – это трусость! Можно закрыться в раковину своей узколобости и консерватизма, а можно проявить решительность и креативность. Будет ли кому‑то лучше оттого, что финансовые средства твоего отца останутся замороженными на банковском счёте? Или ими воспользуются высшие инстанции по своему усмотрению? Ты могла бы вложить их в благоустройство Захрана. Кто как не ты лучше всех знает свою планету и может придумать решение для её очистки? Да, ты сейчас запоёшь песенку про синдром Кесслера и космический мусор, что мешает построить прямое транспортное сообщение с поверхностью… но я считаю, что всё это отговорки. Либо у тебя есть желание сделать что‑то хорошее, рискнуть, хотя бы попробовать изменить мир к лучшему, либо ты просто трусиха, которая прикрывается высокоморальными ценностями вместо того, чтобы действовать.
Я немо глотала воздух, как рыба, выброшенная на берег. Вот такого пинка под пятую точку я ещё ни от кого не получала. Да как он смеет?! Это я‑то трусиха? Это у меня‑то не хватает решительности? Сразу захотелось действовать, придумывать, изобретать… лишь бы только стереть эту вызывающую насмешку с холёной морды эльтонийца.
Слова Эрика показались мне в первый момент резкими, но, посидев в тишине какое‑то время, я неожиданно поняла, что он прав. Мне просто до сих пор не приходила в голову мысль о том, что Захран в принципе можно очистить. Я уже была готова кивнуть и поблагодарить за идею, пускай и выраженную в почти оскорбительной словесной форме, как Эрик Вейсс словно почувствовал, что я собираюсь сказать.
– Не благодари. Ты явно собиралась разреветься, а плачущая девушка бросает тень на мою репутацию, – заявил этот невыносимый тип, демонстративно поправляя манжеты своей идеально отглаженной рубашки. – Ещё увидят, что моя спутница льёт крокодильи слёзы, потом ведь несколько лет придётся объяснять, что это не я её довёл до такого состояния.
Эрик возмутился очень искренне, но в его глазах плясали швархи, и я поняла, что он откровенно дразнится. Вот как он это делает?! Ещё пару минут назад я вспоминала о матери и Рике и действительно чувствовала подступающую грусть и тоску, а одной тирадой Эрик сумел вытеснить из моей головы все негативные эмоции и настроить на деловой лад. Да он даже про синдром Кесслера сказал так, будто это не глобальная проблема, над которой учёные бьются уже третье столетие, а всего лишь небольшое недоразумение, которое мне точно по плечу. Да я даже сама поверила в свои силы! Адвокат, филантроп, гонщик и тонкий психолог в одном лице.
– П‑ф‑ф, скажешь тоже, крокодильи слёзы. Я, может, прониклась красотой северного сияния! – шутливый ответ пришёл в голову как‑то сам собой.
– А, ну если так, тогда конечно, – Эрик снова улыбнулся, но уже мягче.
Мы ещё некоторое время любовались сиянием, затем Эрик расплатился за наш ужин, и мы сели в его истребитель. Дорога до станции не заняла много времени потому, что я вновь и вновь прокручивала наш диалог в голове. Неожиданно для себя я стала придумывать решения для очистки орбиты Захрана от космического мусора, мысленно заблокировала с десяток первых, пришедших на ум, а над последним заспорила с воображаемым собеседником.
Эльтониец вёл истребитель молча, не мешая мне. Я порывалась несколько раз задать мучавший меня вопрос, но решилась снова поднять тему лишь, когда перед глазами возникла дверь с номером «1051».
– Ты не назвал цену своих услуг, – тихо произнесла, от волнения закусив нижнюю губу.
Со стороны мы могли бы сейчас сойти за влюблённую парочку, вернувшуюся со свидания, когда девушка теребит в руках магнитную карту и даёт этим понять кавалеру, что согласна на поцелуй, а возможно и на нечто большее. Но я не обманывалась, адвокат стоял в коридоре потому, что хотел получить ответ, а не приглашение на ночь.
– Ты её и так знаешь, – Эрик привалился одним плечом к стене, внимательно изучая моё лицо. Вся поза казалась расслабленной, однако напряжение, исходящее от мужчины, буквально разлилось в воздухе.
Я хмыкнула. Это не будет стоить мне ничего, и в то же время будет стоить всё. Я должна сознаться в том, что обманула детектор лжи.
– Ты хотя бы можешь сказать, зачем тебе это?
Шварх! Мне так хотелось помочь ему! Даже если его речь в ресторане являлась всего лишь уловкой, чтобы я захотела воспользоваться его помощью в получении наследства, я всё равно чувствовала желание помочь. Золотые глаза в обрамлении длинных пушистых ресниц умоляли об ответе. Я понимала, что для Эрика это не блажь и не прихоть, а очень нужные сведения, и оттого с ещё большей отчётливостью осознавала, что просто не имею права сообщать ему правду.
Адвокат со вздохом покачал головой.
– Не могу. Мне просто надо это знать. Поверь, на тебе или командоре это никак не отразится.
Да уж, только как это дойдёт до совета адмиралов, Киара лишат звания и должности, с позором выгонят из космофлота, а если дело дойдёт до родной планеты цваргов…. У‑у‑у‑у… Старшие офицеры ради этого устроили даже специальное заседание на станции после официального суда. Юлиан единственный, кто знает правду, но будет молчать.
– Не отвечай сейчас, подумай. У тебя есть время, – сказал мне Эрик, когда я протянула ему его пиджак. Как истинный джентльмен он предложил мне его, когда я замёрзла на Меклисе.
Я криво усмехнулась, приложила палец к биосканеру и уже в дверях обернулась и крикнула:
– Эрик, а зачем цветы‑то были?
Золотые глаза вспыхнули озорным весельем, на щеках появились очаровательные ямочки.
– Мечтаю увидеть налитые кровью глаза одного цварга, малышка!
Я покачала головой. Нет, он всё‑таки сумасшедший. Или тролль. Или сумасшедший тролль.
Глава 4. Секрет адмирала Даффи
/кадет Анестэйша Радосская/
Дни каникул пролетали так же стремительно, как и экзаменационная сессия. Благодаря отложенной за полгода стипендии я заказала себе стильный брючный костюм и несколько рубашек. Рассудила, что, так как личных сбережений у меня не так много, то лучше один хороший универсальный наряд, который при желании можно надеть на несколько мероприятий разного формата, чем несколько дешёвых платьев. Всё‑таки жизнь в качестве дочери миллиардера меня избаловала, и я привыкла на себе не экономить. Каким бы плохим мой отец ни был, предпочитая откупаться от моих проблем переводом круглой суммы кредитов на банковский счёт, своим примером он невольно приучил меня к тому, что себя нужно ценить и всегда стремиться только к самому лучшему.
Подаренные адвокатом цветы я внимательно осмотрела и обнаружила, что каждый стебель запечатан в пластиковую капсулу со специальным питательным раствором. Коммуникатор подсказал, что конкретно данный вид пятнистых орхидей может простоять так почти три месяца. Выкинуть их у меня просто не поднялась рука. Если бы Эрик подарил пошлые алые розы, то я, не задумываясь, отправила бы их в утилизатор. Однако густые пурпурные, насыщенные жёлтые, нежные розовые и неожиданные салатовые краски напоминали мне о восхитительном чуде природы, которое мне довелось увидеть на Меклисе. Последний намёк адвоката на то, что этот букет способен разозлить Киара Леру, вызвал у меня горькую усмешку.
Почти всё своё свободное время я в итоге проводила на полигоне, восстанавливая физическую форму после вынужденных пропусков занятий из‑за донорства крови, и в боксе, пытаясь придумать, как очистить орбиту целой планеты от груды металла. Я сама смогла покинуть поверхность Захрана лишь благодаря манёвренному истребителю, оснащённому лазерами различной мощности, отличной защитной сеткой и самой лучшей электроникой. «Тигр» отца просто выжег весь мусор на своём пути. По идее кто‑то на менее оснащённом корабле мог бы воспользоваться моим «коридором», но рано или поздно такие проходы всё равно затягиваются. Всё коварство орбиты Захрана заключается в эффекте домино: даже маленький винтик, несущийся на большой скорости, при столкновении с другим цельным объектом вызовет массу опаснейших осколков. И если большие детали, как куски искусственных спутников, видно издалека, и их можно облететь, то с такими мелкими деталями, как шестерёнка или металлическая скоба, уже ничего не поделаешь.
Я искусала все губы, пытаясь придумать решение. Мне было очевидно, что реанимировать Захран нужно именно с орбиты и атмосферы, но как это сделать даже при наличии нескольких миллионов кредитов, пока что оставалось для меня загадкой.
Через пару дней после ужина на Меклисе я получила огромную посылку от Эрика Вейсса. Пластиковый контейнер высотой почти с мой рост вызвал искреннее недоумение, а пришедшее на коммуникатор сообщение: «Это чтобы тебе лучше думалось», – и вовсе повергло в изумление. Я с недоверием открыла коробку и обнаружила там… сплошной пупырчатый полиэтилен. Не веря своим глазам, я доставала и разворачивала сверток за свёртком из гигантского короба. Пальцы подрагивали от волнения, а глаза защипало от радости.
Неужели… Неужели это он?! Мой старый сварливый кибернянь HAUS‑8, которого я прозвала Анчоусом, мой единственный друг, покинувший Захран вместе со мной! Даже в таком состоянии я смогла узнать алюминиевый корпус со знакомой вмятиной и светодиоды, которые я лично заменила после драки в баре «Три пингвина». По количеству деталей, на которое разобрали моего HAUS‑8, было видно, что будь у таноржских механиков возможность разобрать робота на атомы, они бы сделали и это.
Я любовно рассматривала детали, аккуратно отдирала от них кусочки скотча и складывала на кровати, а также ругалась, когда находила очередную новую царапину или погнутую шестерёнку.
Коммуникатор провибрировал ещё раз.
«Судебная экспертиза, малышка, сама понимаешь…»
Смахнула выступившую слезинку на ресницах и быстро набрала ответ:
«Огромное спасибо!»
Вейсс не обязан был делать этого – как‑никак, именно перепрограммировав Анчоуса, помощник отца смог ввести меня в состояние полусна‑полуяви. Фактически HAUS‑8 являлся прямой уликой. Я даже представить себе не могла, что сделал эльтониец, чтобы мне вернули робота, да ещё и так быстро.
С этого дня к моим ежедневным тренировкам и математическим расчётам добавилась ещё и сборка Анчоуса. Я была искренне благодарна адвокату за возвращение киберняня, но в то же время понимала, что он это сделал ради той же цели. У него не было никаких доказательств того, что я соврала под детектором лжи, но он отчаянно хотел узнать, как мне это удалось. Я чувствовала, что не могу, просто не имею права сообщить ему правду.
Муки совести заставили меня залезть в инфосеть станции и проверить всю информацию по эльтонийцу. Как я и ожидала, её оказалось совсем немного. Поступил в Академию Космического Флота как единственный эльтониец в своём наборе, окончил с отличием, после чего отказался от звания лейтенанта и стал гражданским адвокатом. Надо отметить, крайне успешным адвокатом. К своим шестидесяти пяти, а для эльтонийцев это вообще не возраст, Эрик Вейсс уже умудрился скопить целое состояние и прикупить необитаемую планету где‑то в двадцати парсеках от станции Академии.
Я хмыкнула, так и не поняв мотивов Эрика Вейсса. Единственное, что привлекло моё внимание, – это дата поступления в Академию Космического Флота. В отличие от большинства гуманоидов, Эрик подал документы не одновременно со всеми, а тремя месяцами позднее. Что сподвигло эльтонийца на такое внезапное решение, и почему его взяли фактически тогда, когда набор был завершён, – неизвестно. Удивительно, но я не смогла найти никаких упоминаний об Эрике до поступления в Академию, будто кто‑то тщательно постарался удалить любую информацию на этот счёт.
Замерев над виртуальной клавиатурой, я не выдержала и вбила в строку поиска «Киар Леру». Вот не хотела о нём читать, не хотела думать, но всё‑таки не удержалась и… пропала. Разумеется, большая часть информации о командоре была засекречена, ничего из того, что касалось его службы в Космическом Флоте, я узнать не могла, но информации из открытых источников оказалось с избытком.
Самый молодой командор за всю историю Космического Флота. Окончил Академию по военному направлению, офицер широкого профиля… Герой войны… В одиночку захватил огромный вражеский «Циклоп»… предотвратил захват стратегически важного спутника… командовал обороной планеты.
Глаза разбегались от заслуг моего куратора, а на экране мелькали фотографии и голографии лица с сильным волевым подбородком, крупными витыми рогами и блестящими обсидиановыми глазами. Им нельзя было не восхищаться. Я поймала себя на том, что ещё год назад могла бы испугаться, увидев цварга, а сейчас мысленно считала дни до его возвращения.
Полной неожиданностью для меня стало автоматическое извещение, что с ближайшего семестра я становлюсь старшей группы. Оказалось, что предыдущий старший не сдал сессию и был отчислен. Ввиду последних событий отношение одногруппников ко мне резко изменилось, и вся группа проголосовала за мою кандидатуру единогласно. Я лишь удивлённо пожала плечами, пока ещё смутно представляя, какая ответственность ляжет на плечи.
Я ковырялась с Анчоусом, прилаживая уже последнюю деталь, когда в дверь бокса раздался громкий стук. Кто‑то не то что стучал, а отчаянно колотил в неё.
– Да‑да, иду, – проворчала я, отложив универсальный магнитный ключ. Кого нелёгкая принесла? До конца каникул ещё целая неделя!
Только я успела разблокировать магнитный замок, как в гостиную ворвалась Дебора. Отношения с цваргой у меня сложились сложные. Она всё ещё злилась на меня за то, что я обманула её, назвавшись Станиславом Радонежским, но в то же время дала понять, что не намерена ни с кем другим кроме меня заниматься в паре на уроках шаутбенахта Крагора.
Дебора стояла передо мной не накрашенная, с красными от слёз белками глаз, растрёпанной косой и подрагивающими от волнения пальцами рук.
– Дебора, что случилось? – я была настолько ошеломлена видом всегда гордой и задирающей нос одногруппницы, что не сразу нашлась, что сказать.
– Стась, помоги, умоляю! – с порога заявила цварга.
Она вихрем внеслась в наш с Натаном бокс, опрокинув банкетку при входе, бесцеремонно дёрнула двери спален, вначале моей, затем соседа, а убедившись, что в помещении лишь мы вдвоём, вновь заговорила.
– Пожалуйста, Стася, помоги! Только ты можешь мне помочь! Больше некому! – взмолилась девушка, заламывая изящные кисти рук. Крупные слёзы хлынули рекой из красивых глаз.
– Дебора, что произошло? – неприятное липкое предчувствие чего‑то дурного охватило меня.
– Я знаю, точно знаю, что с ним что‑то произошло! Понимаешь?! Я чувствую это… он обещал мне писать, а не писал… генерал посмеялся надо мной…. А я же не могла сказать, что знаю пароль от его компьютера… – затараторила Дебора, впадая в истерику, – я даже боюсь подумать, а вдруг он…
Дальше пошли уже совсем нечленораздельные бульканья и всхлипы. Я выдохнула, попросила мысленно прощения у одногруппницы, размахнулась и влепила ей хлёсткую пощёчину. Громкий звук, ожог ладони, и в одно мгновение рыдания прекратились. Девушка подняла на меня ошарашенный взгляд, широко распахнув огромные глаза.
– Ты… ударила… меня? – она всё ещё не могла поверить в то, что только что произошло.
Кажется, что‑то на спецкурсе по «Культурам иных миров» нам говорили про привилегированное положение женщин на Цварге, и моя пощёчина приравнивалась практически к святотатству. Я отбросила ненужные мысли в сторону.
– Да, – подтвердила.– А теперь всё заново. Чётко, кратко, по порядку, но, не упуская важных деталей. Поняла?
Цварга, как заворожённая, кивнула и произнесла:
– Мой отец, адмирал Даймонд Даффи, пропал на той неделе. После смерти мамы наша семья состоит всего из двух человек – это я и отец. У нас есть непреложное правило, что бы ни случилось – связываться друг с другом раз в три дня и сообщать, что всё в порядке. Если я отдыхаю на курортных планетах, или если отца посылают в другой рукав галактики на переговоры, мы всегда связываемся друг с другом. Никаких исключений. Никогда. Он даже специально настроил на моём коммуникаторе такую частоту, чтобы я могла с ним связаться практически откуда угодно.
– Сколько прошло дней с тех пор, как он должен был выйти на связь?
– Пять дней, – с готовностью ответила Дебора.
– Дело плохо, – я пожевала губу. – Ты говорила об этом генералу..?
Не все фамилии офицеров старшего звена были известны кадетам. Даже став ККФОМ‑цем и принеся присягу Космическому Флоту, такая информация, как личные данные самых высокопоставленных чинов, была строго засекречена.