Небо над Заоблачным пиком манило Курдрана Громового Молота: так холодной зимней ночью влечет к себе усталого путника далекий отблеск костра. Двадцать лет провел он в плену, вдали от родины, в проклятом мире, известном ныне как Запределье, — и вот наконец вернулся домой. Нет, он никогда не жалел, что решился выступить с Альянсом в поход и сразиться с орочьей Ордой на ее исконных землях. Но все эти долгие, изнуритульные годы тоска по родному небу бередила душу.
Над головой парила Грифон Небесная и трое ее сородичей. Курдран давно уже не видел ее такой веселой и жизнерадостной. Всем сердцем он хотел быть там, с нею, чувствовать, как дует в лицо свежий, живительный горный воздух. Увы, судьба распорядилась так, что он обречен ходить по земле. Но лишь в небе он чувствует себя свободным. Небо — лучшее, что подарила ему Небесная. Не свирепость в бою, не верность в мирные времена, а упоение полетом. Как жаль, что сейчас она кружится в облаках без него!
Курдран глубоко вздохнул и окинул взглядом родные просторы. Прямо перед ним простирались зеленые кроны лесов. На горных склонах, среди домов и торговых лавок, суетливо сновали дворфы клана Громового Молота. На вершине Заоблачного пика горделиво высилось каменное строение — питомник в форме гигантского грифона. Казалось, ничто здесь не изменилось с тех пор, как он покинул родные кроя.
Курдран извлек маленький железный скипетр, обернутый пучками травы и украшенный грифоньими перьями. Не оружие — его потрепанный в боях молот бури висел на спине, — а памятный знак. В Запределье он стал для Курдрана чуть ли не талисманом: это был символ дома, напоминание, откуда он родом и во имя чего сражается. Сколько раз он сжимал его и чувствовал прилив сил и надежды!.. Но здесь, на родине, символ, похоже, уже не…
Отчаянный клекот огласил небеса. Курдран вскинул голову — и замер от ужаса: Небесная, кружась, стремительно падала. Ее крылья были как-то странно выкручены.
— Небесная! — надрывно выкрикнул он.
Грифон рухнул на землю. Глухой удар резанул слух. Из пробитого черепа брызнул фонтан крови. На задних лапах изломанные кости прорвали кожу; она попыталась подняться, но тут же упала, корчась от боли. С ее полуоткрытого клюва сорвался жалобный стон.
— Не шевелись, родная! — крикнул Курдран. Тяжело дыша, он уже бежал к подруге, распластавшейся на земле, — как вдруг почувствовал, что рука у него совершенно онемела.
Скипетр в одеревеневших пальцах пузырился и на глазах превращался во что-то до ужаса знакомое — не то кристалл, не то бриллиант. Из него расходились мерцающие щупальца, расползались вверх, к локтю, к плечу, и рука каменела. Вязкая паутина перекинулась на грудь и опутала все его тело, налила его тяжестью, приковала ноги к земле.
Свободной рукой Курдран потянулся к молоту за спиной, но алмазная клетка сковала его прежде, чем он успел обнажить оружие. Застыв, оледенев, он бессильно смотрел, как верная подруга, которая столько раз спасала ему жизнь и стала словно частью его самого, истекает кровью у него на глазах.
Бриллиантовая сеть мертвящей хваткой сдавила шею, проникла в горло, овлекла легкие. Наконец, тьма затопила глаза и уши. Небесная исчезла, и небесная лазурь растворилась во мраке.
Но избавления, которое приносит смерть, Курдрану не суждено было обрести. Он погрузился в пустоту. По жилам струился ужас, как раскаленное железо. Вдруг зазвучал глухой ритмичный стук. С каждой секундой он становился все громче.
Бух. Бух. Бух.
Каждый удар отзывался в нем дрожью по всему телу, как будто кто-то старался освободить его и бил по хрустальному панцирю чем-то тупым.
Бух. Бух. Бух.
Узы ослабли, немота начала сходить. Внезапно удары зазвучали иначе.
Дзынь! Дзынь! Дзынь!
При этом знакомом звуке Курдран с чудовищной отчетливостью понял, где он: пробудившись от одного страшного сна, оказался в другом. Это звенели молоты, стуча день и ночь о наковальню. Немолкнущее сердцебиение чужого города в самом сердце горы — города, который не ведает красоты бескрайнего неба…
Стальгорн..
следующая страница ->