Дождь хлестал по спине ледяными плетьми, пробиваясь сквозь тонкий поношенный плащ. Я стояла перед чугунными воротами особняка на холме.
Баронесса Элиана Ренар теперь служанка. Это обжигало, но другого выбора у меня не было.
Титул теперь лишь жалкая бумажка.
Я вжала пальцы в мокрый комок объявления, вырванного из столба: "Требуется служанка. Срочно. Проживание. Тяжелый труд. Безупречное послушание." Последние два слова звучали как приговор. Я толкнула тяжелые ворота. Скрежет железа по камню отозвался эхом в пустом дворе.
Ещё раз оглянулась назад, словно прощаясь со своей прошлой жизнью. Город отсюда выглядел совсем крошечным и незначительным. И я потратила последние средства, чтобы сюда добраться.
Больше у меня ничего нет и это единственный шанс выжить в этом мире сейчас.
Внутри было пусто. Холодно. Огромный холл, выложенный темным камнем, поглощал скудный серый свет из высоких окон. Ни души.
Только гулкая тишина и запах старой пыли, воска и металла.
Мои светло-каштановые волосы с золотистым отливом, обычно гордость, теперь мокрыми прядями липли к шее и вискам, подчеркивая жалкость. Я старалась выпрямиться, собрать остатки достоинства. Я – Ренар. Даже так.
Неожиданные гулкие шаги раздались откуда-то сверху. Хозяин дома не заставил меня долго ждать. Я была уверена, что приближается именно он, ведь в доме Вальтера Арриха слуги не задерживаются дольше недели.
На лестнице появился он.
Драконий генерал.
Плечи, казалось, несли тяжесть мира. Каштановые волосы, густые и темные, были безупречно уложены, ни одна прядь не смела выбиться. Черты лица были резкие, совершенные, высеченные из мрамора мастером, лишенным жалости. Но все это меркло перед его взглядом.
Он остановился на середине лестницы. Его пронзительный холодный взгляд упал на меня тяжёлой ледяной глыбой. И не было в его взгляде ни любопытства, ни оценки.
Была ненависть. Чистая, первозданная, обжигающая, словно удар раскаленным железом. Она ударила мне в грудь, заставив забыть как дышать. Он смотрел на меня так, будто я была гадюкой, заползшей в его святилище. Будто узнал. И возненавидел мгновенно, без причины, с первого взгляда.
Я замерла, чувствуя, как кровь отливает от лица. Гордость, которую я собирала по крупицам, рассыпалась под этим взглядом.
Он медленно спустился. Каждый шаг отдавался гулким ударом в тишине. Его холодная тяжёлая и такая подавляющая аура накрыла меня, будто ледяной саван. Он остановился в двух шагах. Я чувствовала исходящий от него мороз.
— Ренар? — Его голос был низким, вибрирующим. Губы, идеально очерченные, едва тронулись.
Мое имя на его языке звучало как оскорбление. Я кивнула, не в силах вымолвить слово. Горло сжалось.
— По объявлению, — прошептала я наконец, едва слышно. Голос предательски дрожал. Я ненавидела себя за эту слабость перед ним. Держись, Элиана.
Его взгляд, все тот же ненавидящий, скользнул по моей мокрой одежде, по бледному лицу, по золотистым прядям, выбившимся из-под капюшона.
— Вы полагаете, ваше бывшее положение дает вам право на снисхождение здесь? Или особые привилегии? — Он произнес это ровно, без интонации, но каждое слово было как пощечина.
— Нет, что вы… — тихо выдохнула я, едва отмерев от этой убийственной ауры, окружавшей дракона. — Я понимаю разницу между необходимостью и гордостью, господин генерал, — прозвучало громче, чем я ожидала. Внутри все сжалось в ужасе от собственной дерзости. Но отступать было некуда. С первого шага.
Его брови чуть приподнялись. На миллиметр. В серых глазах вспыхнула искра холодного любопытства хищника, заметившего, что жертва еще дышит. Но тут же погасла, сменившись ледяной твердостью.
— Смело. Или глупо, — его голос разрезал пространство между нами. — Твоя задача выполнять мои приказы. Бесшумно. Безупречно. Не оставляя следов. Как пыль, которую стирают. Ясно? Ренар ты или кто другой.
— Меня зовут Элиана, я вас поняла, господин, — заталкивая всю гордость как можно глубже ответила я. Сейчас мне необходима эта работа, а он словно возненавидел меня с первого взгляда.
Но сдаваться я не собиралась!
Генерал Вальтер Аррих смерил меня долгим, пронизывающим взглядом. Казалось, он видел меня насквозь. Мой страх, мою гордость, мою пустоту вместо магии, которой меня лишили. Видел и презирал все это.
— Хорошо, — наконец произнес он и достал из кармана мундира связку старинных ключей.
Взглянул на нее с таким видом, будто она была покрыта грязью. Потом посмотрел на меня. И бросил связку к моим ногам. Ключи звякнули о каменный пол, звук гулко разнесся по холлу.
— Начните с полов. Весь холл. До блеска. Остальное… — он махнул рукой, словно отмахиваясь от назойливой мухи, — узнаете позже. Кухня – там. — Он кивнул в сторону темного прохода. — Спать будете в кладовой у кухни. Не опаздывайте к ужину. Ровно восемь. Ошибки недопустимы.
Ключи были холодные, тяжелые и словно жгли мне ладонь. Я стояла посреди ледяного холла, слушая, как его шаги затихают где-то наверху. Его ненависть висела в воздухе, как ядовитый туман.
Я спешно переоделась в коморке в сухую одежду, нашла ведро, щётку, тряпки в тёмной нише под лестницей. Запах плесени и старой грязи.
Мои руки, знавшие когда-то лишь шёлк и перья, схватили грубую щетину. Но мне некогда было себя жалеть. Это то, чего я точно делать не стану.
Камень пола был ледяным, жестким. Я опустилась на колени. Первый взмах щетки и скрежет, отдающийся в пустоте разносится по всему холлу.
Я тщательно стирала невидимую грязь, но на деле словно стирала себя с этого мира. Всё внимание сузилось до плит, ведра мутной воды и жгучей боли в спине, плечах, руках.
Светло-каштановые с золотистым отливом волосы выбивались из-под платка, пачкаясь о влажный камень. Я засовывала их обратно с яростью, направленной на себя.
Время потеряло смысл. Окна потемнели. В огромном доме царила гнетущая тишина, прерываемая только моим тяжелым дыханием и скрежетом щетки. Лишь изредка отдаленный звон стекла или шаги напоминал, что дракон бодрствует.
Когда последняя плита в холле заблестела мокрым, холодным светом, я едва могла разогнуться. Кости хрустели. Руки дрожали, пальцы распухли и покраснели. Голод скрутил желудок в тугой узел. Ужин. Ровно восемь. Успела…
Кухня оказалась огромной, пугающе чистой и пустой. Никаких следов другого слуги. Холодильники, плиты, полки с посудой сияли, как в музее. И стоял запах еды. Настоящей, горячей, сложной. Тушеного мяса с травами? Свежего хлеба? Я замерла, пораженная. Он… готовил? Сам? Но когда?
На центральном столе, под хрустальной люстрой, стояла одна тарелка. Серебряная крышка прикрывала ее содержимое. Рядом – приборы, безупречно начищенные. И бокал с темно-рубиновым вином.
Для него. А для меня? Я оглянулась. Ничего. Ни крошки. Идиотка, – яростно подумала я. Конечно, он не готовил для тебя. Ты – пыль.
Генерал зашёл следом.
– Господин генерал, – прошептала я, стараясь не поднимать на него взгляда.
Он не ответил. Я застыла навытяжку, ожидая приказа уйти. Сердце колотилось. Он смерил меня тем самым повелительным, ледяным взглядом. Потом перевел его на тарелку с его ужином на столе.
– Открой, – приказал он ровным тоном.
Я подошла к столу, дрожащими пальцами подняла тяжелую серебряную крышку. Пар и аромат ударили мне в лицо. Это был шедевр.
Нежное тушеное мясо, томленое с кореньями и красным вином, окруженное россыпью идеально ровных, крошечных овощей: морковных шариков, горошин лука-шалот. Рядом лежали два ломтика подрумяненного хлеба.
Это выглядело… съедобным произведением искусства. И пахло райски. Мой желудок сжался от голода и щёки залились румянцем.
— Посмотри. Запомни. Каждый кусочек мяса ровно два сантиметра. Не полтора. Не два с половиной. Два. — его голос резал тишину, а ледяная аура пронизывала тысячами игл. — Овощи одинакового размера. Один сантиметр. Хлеб толщиной ровно семь миллиметров. Поджарен равномерно, до золотисто-янтарного оттенка. Ни темнее, ни светлее. Суп… — он повернулся к моей скромной тарелке, взял ложку, опустил ее и тут же вынул, – …должен быть ровно семьдесят градусов.
Каждое его слово било по мне, как молот. Я смотрела на его идеальный ужин и понимала, что это урок. Унижение в чистом виде. Он не просто требовал безупречности. Он требовал невозможного. Математической точности в еде! Безумие!
– Каждый кусочек под тщательным контролем. Запомнила? — Его серые глаза сверлили меня, требуя ответа.
— Да, господин генерал, — я выдавила из себя, сжимая руки в кулаки за спиной, чтобы скрыть дрожь. – Два сантиметра. Один сантиметр овощи. Семь миллиметров хлеб. Семьдесят градусов суп.
– Повтори увереннее.
— Мясо – два сантиметра. Овощи – один сантиметр. Хлеб – семь миллиметров. Суп – семьдесят градусов, — монотонно проговорила я, чувствуя, как внутри все превращается в лед. Он сведет меня с ума. Он добьется этого.
Он молча смотрел на меня несколько секунд. Казалось, ищет малейшую трещину в моем послушании. Потом кивнул коротко, резко.
— Хорошо. Сейчас ты съешь это. — Он указал на свой идеальный ужин. – Каждый кусочек. До крошки. Прочувствовать эталон. Вкус, текстуру, температуру. И завтра повторишь его. Идеально. Если хоть один параметр будет нарушен… — Он не закончил. Достаточно было взгляда. — Приступай. Я наблюдаю.
Ужас смешался с диким, нелепым голодом.
Есть его еду? При нём? Как животное на показ? Это было изощреннее любой порки.
Я медленно подошла к столу. Моя рука дрожала, когда я взяла вилку. Я проткнула первый идеальный кубик мяса. Поднесла ко рту. Аромат был божественным. Вкус… невероятным. И невыносимо унизительным.
Я чувствовала его ледяной взгляд на себе. Жевала, стараясь не подавиться комом стыда и страха. Два сантиметра. Один сантиметр. Семь миллиметров. Семьдесят градусов. Цифры крутились в голове, смешиваясь со вкусом и унижением.
Я доедала последний идеальный шарик моркови, когда его голос, тихий, как скользящий по камню нож, снова разрезал тишину:
Сайт использует файлы cookie, а также обрабатывает персональные данные с помощью Яндекс Метрики, чтобы понять, как используется сайт, иметь возможность улучшить его работу. Дополнительную информацию можно найти в нашей Политика обработки персональных данных