Мы ещё какое-то время посидели на кухне, Аня пыталась строить различные варианты происходящего, а я просто кивала в такт головой, отчаянно борясь с прорывающимися воспоминаниями.
Уже сильно за полночь мы разошлись по комнатам, погружая дом генерала Тертышного в полное владение ночи.
На следующее утро я проснулась раньше обычного. Дикая помесь хронической усталости и неуместной бодрости бурлила внутри меня.
Отец появился на кухне, когда я уже заканчивала свой завтрак, поспешно собираясь на работу.
-Ты рано, - с непроницаемым видом заметил он.
-Не спится, - сказала абсолютную правду. Я больше не могла удерживать себя в кровати, меня с непреодолимой силой тянуло в больницу. Там меня ждали ответы.
Он ничего не ответил, а я подумала, что не будь Ани в нашей с ним жизни, мы могли бы не сказать друг дугу и пары полных предложений за день. Не потому, что нам было нечего сказать, а потому что мы оба слишком хорошо всё понимали.
-Береги себя, - непривычно попросил он, заставив меня оторвать свой взгляд от сумки, где я искала ключи от машины.
Как всегда серьёзный, но с застоявшейся печалью в морщинках на лбу и вокруг глаз, которые я замечала этим утром как никогда.
-Ты тоже.
В больнице я появилась в начале восьмого, быстро переоделась и, натянув на себя халат, вышла из раздевалки. В отделении было тихо, до начала рабочего дня оставалось меньше часа, скоро сюда начнут стекаться люди, и привычная жизнь закипит в привычном режиме: начнётся утренний обход, забор анализов, перевязки, а затем дело дойдёт до плановых операций... и неплановых тоже, привнося в наше размеренное существование свою долю адреналина. А пока что было всё спокойно, из ординаторской доносились негромкие голоса дежурной бригады, там уставши переговаривались, пили утренний кофе и ждали возможности оказаться дома. Я не стала заходить туда, прямиком отправившись в сторону реанимации, приветственно кивнула медсестре на посту и, притормозив поинтересовалась:
-Как состояние Тертышного?
И пока Лена смотрела записи в журнале, стояла, затаив дыхание, искренне надеясь на то, что если бы с ним что-то случилось, то я бы уже об этом знала. По крайней мере, Асмолов вряд ли бы удержался от возможности кинуть в меня камнем за проявленную бестактность к его святейшей, извините, профессорской натуре.
-Стабилен. Всё ещё на ИВЛ.
Дальше следовал длинный список препаратов, который внутривенно капали Артёму Владимировичу.
Я облегчённо выдохнула, хотя ничего особо хорошего в этом не было. Шли вторые сутки после операции, а он всё ещё не дышал сам.
До дверей реанимации дошла вполне уверенно, и вот потом уже застопорилась не в силах заставить себя войти. Сердце отбивало глухой ритм, и мне вдруг захотелось сбежать, так если бы там за дверью лежал не человек, а всё моё прошлое разом.
Разозлилась, больно сжав кулаки. Хватит. Даже если там он, это не должно никоим образом повлиять на тебя и твою жизнь. Следующий шаг дался мне не то что бы уверенно, но пересилить я себя смогла, резким движением натянув маску на лицо.
В реанимационном зале было пронзительно тихо, несмотря на весь шум, издаваемый системами жизнеобеспечения. Знакомый анестезиолог-реаниматолог Генка Ряпалов стоял у одной из коек, проверяя показатели приборов, что-то ему там не нравилось, судя по напряжённо сдвинутым бровям. Повернув голову в мою сторону и поздоровавшись, сдержанно пояснил:
-Дыхание поверхностное.
Я внимательно глянула на немолодую женщину, чья грудная клетка часто вздымалась, указывая на недостаток кислорода, поступающего в организм.
- Интубируем?
- Видимо придётся, - нехотя согласился он и тут же переключился совсем на другое. – А ты чего так рано?
Я неопределённо пожала плечами и молча прошла к нужной мне койке. Определила сразу, даже не всматриваясь, просто безотчётно понимая, что самый дальний пациент мой. Сначала проверила показания приборов, стараясь не смотреть на мужчину передо мной. Всё было, конечно, так себе, но прогноз на жизнь имел место быть. И только убедясь в этом, перевела свой жадный взгляд на него. Глаза бегали по чужому лицу, ища хоть какие-то признаки для узнавания, цвет кожных покровов был ожидаемо бледен и сер, дыхательная трубка и множественные гематомы также неплохо изменяли привычные черты даже для близких людей, что уж говорить обо мне, не видевшей человека 17 лет. Тертышный Артём Владимирович одновременно был похож и не похож на того, кто был нужен (или не нужен) мне. Высок и мускулист, и даже перемотанная повязками грудь не могла скрыть всей своей мощи.
Я рассматривала его долго, отчаянно копаясь в своей памяти и невольно сравнивая с отцом, неспособная принять решение, да или нет. Ещё бы долго простояла так, ломая себе голову и выворачивая наизнанку душу, если бы не громкий писк электрокардиографа. У пациентки, возле которой стоял Генка, таки началась тахикардия.
-Вот теперь точно интубируем, - констатировал он.
Спустя двадцать минут реанимационных действий, я появилась в ординаторской. Здесь уже было вполне людно, покивав всем желающим, я отправилась к ячейкам с картами. Был один верный способ получить ответы на терзаемый меня вопрос. Но мне так и не дают этого сделать, потому что звонит телефон и чей-то ровный голос оглашает на всё небольшое помещение.
-Урусова к главному.
Истомин Борис Анатольевич смерил меня недовольным взглядом и устало вздохнул:
Сайт использует файлы cookie, а также обрабатывает персональные данные с помощью Яндекс Метрики, чтобы понять, как используется сайт, иметь возможность улучшить его работу. Дополнительную информацию можно найти в нашей Политика обработки персональных данных