Мой возлюбленный король

‒ Но ведь этот человек помог мне! И был очень вежлив и благороден!

Леди Баррет отрывисто покачала головой, и я решила с ней больше не спорить. Спорить с этой женщиной было бессмысленно. Кое-как, прихрамывая, я добрела до кровати и, сев, стянула с ноги его платок. На куске белого шёлка пестрели две ярко-синие буквы ‒ Т и Л, щедро украшенные завитушками. Погладив их, я зарделась. Леди Баррет цвет моих щёк оставила без внимания. Она во всю рвала одну из простыней на бинты. Я улыбнулась и позволила себе упасть на подушки.

Кто же Вы такой, мои милый ТЛ? И как ухитрились так быстро похитить моё сердце?

__________________________________________

* До пятнадцатого века белый цвет считался траурным в Европе. Первой эту традицию нарушила герцогиня Анна Бретонская, супруга короля Людовика XII. Считается, что она надела белое платье на свадьбу лишь для того, чтобы показать, что выходит замуж не по своей воле.

2. Глава 2

Ночью я спала плохо. Просыпалась раз пять или шесть, а потом долго лежала без сна. В предрассветных сумерках мне то и дело мерещилось лицо кареглазого мужчины, что вытащил из моей ноги иголку. До чего же он красив и обаятелен! Какой мужественный у него подбородок, и нос, и губы. А какая улыбка! И руки! Вздохнув, я перевернулась на другой бок и накрыла голову подушкой. Сегодня мне непременно нужно увидеть его снова и узнать, как его зовут. Наверняка этот мужчина – очень благородный человек. В конце концов он встретил меня ночью в неприглядном виде и мог совершить какую-нибудь низость, но вместо этого оказал помощь и даже хотел отвести к лекарю и не пошёл за нами, когда леди Баррет повела меня к моим покоям. Ах… Тут я подскочила и резко села на кровати. Внезапная догадка кольнула меня больнее вчерашней иголки. Как же теперь я стану женой короля, если… Если безмерно влюблена в другого мужчину? Пусть даже он обычный сквайр*.

‒ Леди Солберн? Вы уже проснулись?

Элеонора Баррет вновь вернулась к своему обычному ко мне обращению. Она с детства звала меня леди Солберн и очень редко называла просто Анхеликой. Вспомнив её вчерашнее «миледи», я похихикала. Так всё же принято называть замужнюю женщину, а я пока только обручена. Но, видимо, моя наставница специально применила эту маленькую хитрость, чтобы показать вчерашнему незнакомцу статус моей несвободы. Очевидно, обратиться ко мне «Ваше Величество» ей попросту не позволили совесть и этикет.

‒ Анхелика? Вы проснулись?

Моё новое утро началось привычным образом. С умывания, одевания и завтрака с королевой-матерью. В общем зале столы пока никто не накрывал. Придворных было мало, да и в отсутствие короля обедать и ужинать толпой считалось дурным тоном, поэтому королева-мать принимала пищу в компании меня и своих фрейлин.

‒ Дитя моё! Что случилось?

Войдя в покои будущей свекрови, я, как обычно, присела в глубоком реверансе, а после подошла к её столу. Стопу всё ещё саднило, и я слегка прихрамывала на правую ногу.

‒ Всё в порядке. ‒ Я выдавила дежурную улыбку и заняла стул напротив королевы. ‒ Вчера я на что-то наступила, но, думаю, через пару дней это пройдёт, и я буду как новенькая.

‒ Что ж, надеюсь, до свадьбы это действительно заживёт. Когда-то у меня было много детей, но сейчас, кроме Лайонела, не осталось никого. Даже дорогая Алисия, упокой Господь её душу, оставила меня. В изгнании наша жизнь была трудной. ‒ Королева-мать приложила платок к глазам и промокнула несколько выкатившихся слезинок. ‒ Алисия сильно простудилась, а я ничем не смогла ей помочь, поэтому теперь я считаю своей дочерью тебя.

Выпрямив спину, я несмело притронулась к еде. В рационе королевы преобладали зелень и овощи. Ела она мало и почти не употребляла мясо, только рыбу, да и то не каждый день. Сегодня в её гостиной было тихо. Большинство фрейлин гуляли по дворцу, и в конце трапезы пришли только две и тут же, примостившись в углу, склонились над вышивкой. Первую я видела неоднократно. Ею была рыжеволосая Матильда Дарвинг. Природа наградила её яркими зелёными глазами, но не поленилась забрызгать молочно-белую кожу лица и рук крупной оранжевой рябью. Вторая же показалась мне совершенно незнакомой. У неё были длинные золотистые волосы, узкие почти детские плечи и лицо сердечком. Глаза её в зависимости от освещения становились то тёмно-голубыми, то серыми, и если бы я захотела охарактеризовать её одним словом, то выбрала бы «воздушная». Такой она была лёгкой и невесомой, что даже, ступая по полу, будто парила в воздухе.

Королева-мать бросала в её сторону хмурые взгляды. Девушка же на неё даже глаз не поднимала и была целиком и полностью сосредоточена на вышивке. Игла в её пальцах ходила по полотну быстро и аккуратно, и я невольно залюбовалась тем узором, что она успела создать.

‒ Ваше Величество, ‒ одна из служанок королевы-матери несмело проскользнула в покои и, получив разрешение, что-то тихо шепнула своей госпоже на ухо.

‒ Хвала Господу нашему! Наконец-то! ‒ Возвела руки к небу королева Беатрис, сияя при этом, как дорогой бриллиант. ‒ Король вернулся и хочет немедленно тебя видеть.

Сердце моё ухнуло, к щекам прилила кровь, и я снова вспомнила вчерашнего мужчину с тёплыми карими глазами. Я всё утро выглядывала его среди рыцарей, охраняющих мою будущую свекровь, но не нашла никого, даже отдалённо похожего.

‒ Вы пойдёте со мной?

‒ Нет, иди одна. Я поговорю с ним позже.

Прикрыв глаза, я поклонилась и попятилась к дверям. В коридоре меня ждали Элеонора Баррет и ещё четыре приставленные королевой-матерью фрейлины. Распрямив плечи, я пошла вперёд, считая шаги. К кабинету короля меня вёл пожилой слуга в светло-синем одеянии. Его тяжёлые башмаки стучали мне по вискам, точно молот по железу в кузнице.

Остановившись у дубовых дверей, которые охраняли два высоких стражника, я накрыла грудь рукой, вновь пытаясь унять гулко колотящееся сердце. Помогло это слабо, но на моё решение тоже никак не повлияло. Я приняла его молниеносно и поняла, что оно ‒ единственно верное. Всю жизнь, с самого раннего детства, я мечтала о любви. О светлой, большой и глубокой, и нашла её. И никто, даже король, не имеет права отбирать её у меня. Конечно, рискнуть вот так всем ради незнакомца, которого я видела лишь единожды, более чем поспешно, но… Если сейчас он всюду стоит у меня перед глазами, разве я смогу справиться с этим в дальнейшем?

Отец поймёт меня. Рано или поздно поймёт. Он обещал маме устроить моё счастье и выдать замуж по любви. Он клялся, что не отправит меня под венец силой. А король… Боже, если Его Величество хоть вполовину такой же добрый и мудрый, как его отец, он наверняка простит меня и найдёт себе куда более достойную невесту. Принцессу или хотя бы герцогиню. В конце концов, зачем ему дочь ростовщика, пусть даже и купившего себе титул графа?

‒ Вы можете войти, ‒ произнёс кто-то. Стражники отошли в сторону, и один из них, тот, что был поуже в плечах, отворил дверь.