– Добро пожаловать в реальный мир. Чтобы учиться, мне нужно зарабатывать деньги и хоть изредка платить за эту самую учёбу, – монотонно отвечаю я, вставая из-за стола.
Макс
Успеваю перехватить её руки вместе с дрожью, которая вибрируя от Маргошиных запястий переползает на мои пальцы, а те сильней цепляются в попытке остановить побег девушки. Веселиться мне больше не хочется, подтрунивать и выводить на эмоции тоже, на разрушительный душевный порыв я её уже сподвиг.
– Если ты не в курсе, мир именно так и устроен, – тщетно отвоевывает руки, противясь моим прикосновениям. – Всё решают деньги, которые мне достаются нелегко. Мне никто не приносит их на блюдечке с голубой каемочкой.
– Прости, – искренне извиняюсь, понимая чем задел, уже различая предательский блеск в уголках её глаз. Знаю, она это не специально, не желая слезливой истерикой растрогать меня. Просто Марго не из тех, кто манипулирует слезами, скулить она привыкла в одиночку. Гордая дурочка будет закусывать губы, переживать и находить выход самостоятельно, но просить помощи будет лишь в крайнем случае.
Внутренне казня себя за длинный язык, смотрю с мольбой, призывая её остыть и остаться. Нас разделяет стол, но корявое "прости" отскакивает от Марго, как от стены, режет затаившейся обидой даже на расстоянии. Таким засранцем могу быть только я, сказать не подумав, а после жалеть. Все проблемы от головы, в которой сдвинуты базовые настройки. Но слово не воробей, а Марго тот ещё страус – при первой же возможности прячет голову в песок и занимается самокопанием.
– Хотя откуда тебе знать, живя на всем готовом, в собственной, а не съёмной двушке, – Марго брезгливо поджимает красивые пухлые губы, а я ведь и возразить не пытаюсь, любуясь её лицом. – Давай, поучи меня, как надо зарабатывать. А то я с четырнадцати лет так и не научилась.
Наконец-то она устало опускается на стул и я проделываю тоже самое, по инерции неуклюже плюхаясь на своё место.
– Не собирался я тебя учить, – пожимаю плечами.
– Тогда отстань уже, мы явно говорим на разных языках и живём в параллельных реальностях, – с силой дёргает руку, высвобождаясь из моего плена и чуть скривившись потирает запястье, словно я ей боль причинил.
– Нет никаких параллельных, ты сама отгораживаешь свою территорию. Я вырос в одном доме с тобой и ты прекрасно должна помнить, как мы тогда жили. И если мой отец однажды смог вылезти на новый социальный уровень, это не значит что я родился из золотого яичка. Все эти мысли, что мы с тобой неровня - бред. Закругляй свои классовые предрассудки, – замечаю, как она реагирует на мои слова, опускает глаза, пряча под ресницами почти виноватый взгляд. А меня так и подмывает встать, обойти стол, мешающий нам и, крепко обнять Марго, будто она нуждается в этом сильнее, чем я сам желаю этого. – И прекрати меня называть мажориком или в следующий раз я тебе всеку, – подмигиваю я, снова выруливая к лёгкости. Эти разговоры о социальных неравенствах гнетут, отзываясь в душе тупой болью. Все по привычке обращают внимание на то: где я живу, на каком гоняю байке и сколько бабла в моих карманах. Вот только никого не интересует вся подноготная моей жизни. – Что у тебя случилось? Уволили с работы? Так это даже лучше, тебе там не место.
– Я сама ушла, а они даже расчётные не заплатили. На носу учебный год, я надеялась поднакопить… пришлось перевестись на заочку. Жизнь боль, – невесело хмыкает Марго.
– Мне жаль. Давай я поговорю с Владом, у нас страшная текучка с администраторами. График работы очень хороший, а если будем в одной смене, буду тебя подвозить домой.
– И куда утекают ваши администраторы? – без какой-либо заинтересованности спрашивает Марго, уже более спокойно откинувшись на спинку стула, постукивая пальцем по пустом картонному стаканчику.
– Может ещё кофе? – отрицательно качает головой на моё предложение. – В декрет, куда же ещё, или в любовницы. Пристреляются для начала к перспективным и мажористым посетителям, потом берут в оборот.
– А сам, что никогда не кружил с теми кого тренируешь?
– Возможно, – невзначай вспоминается последний опрометчивый флирт, перешедший в слишком бурный и опасный роман с замужней любительницей ЗОЖ, который мне хватило ума закруглить на третьей встрече. Маргарите таких пикантный подробностей знать не надо, я и без того в её глазах с пожаром в трусах. – Вставай, чего расселась? Вперёд за платьем.
Марго
Дурной сон с силой выталкивает меня в реальность, охватив бессмысленным страхом, интуитивным сигналом, что должно что-то произойти, или уже успело свершиться. Резко поднимаюсь с кровати, бросая беглый взгляд на небольшой беспорядок в комнате, который видимо не успела заметить с вечера. Или с ночи? Когда я там точно явилась от Леськи, уже и не помню?
С приездом отчима всё чаще приходится скрываться у неё, нет никакой возможности уединиться в собственном доме, только спрятаться за закрытой дверью, заткнуть уши наушниками и терпеть до его новой командировки.
Чёрт. Странное предчувствие не проходит, а голодной кошкой скребет на душе, в изощрённой пытке впиваясь когтями, буквально с мясом вытягивая жилы перед лицом страшных опасений, уже отнюдь не продиктованных обычным сновидением.
– Только не это, – простонав, срываюсь с места.
Под ногами разбросаны незначительные мелочи, кто-то явно пытался скрыть следы своей возни в чужих апартаментах. На столе среди конспектов и тетрадей наспех наведен порядок, на первый взгляд изменения не бросающиеся в глаза, но только не для меня. Для той, у кого каждой вещи отведено своё место.
Верхний ящик комода задвинут не до конца, мешает лямочка пеньюара, зажатая и свисающая с боку. Больше всего меня беспокоит именно этот ящик, а вернее его содержимое, там должны быть припрятаны деньги, те что я не успела положить на карту, по глупости думая, что это достаточно надёжное место для их временного хранения. Сверточка на месте нет…
Мысли пускаются в галоп наперегонки с пульсом, который от обиды и чувства безысходности, грозит своей частотой разорвать мне сердце.
Замалчивать, тихо поскуливая в углу, я не намерена, слишком большая потеря. Снимаю футболку, отбрасывая её на спинку стула. К чёрту теперь уже педантичность, минувший обыск вдребезги разбил планы, все к чему я шла, на что копила.
Поспешно надеваю шорты, неуклюже застревая в узкой штанине, сильнее психуя, когда непослушные пальцы не могут справиться с молнией. Бегунок то и дело закусывает джинсу, натужно скрипя тканью только я принимаюсь с силой застегивать молнию. Лишь с третьего раза мне удаётся застегнуть замок и натянуть топ, который я не глядя достаю из комода.
Потирая лицо, отправляюсь на кухню, превозмогая закручивающуюся в затылке головную боль.
– Кто вчера был у меня в комнате? – резко спрашиваю я, откуда-то вдруг набравшись жесткости в голосе.
Вид убийственно виноватых глаз, не позволяет мне высказаться теми бранными словами, которые жуткой горечью расползаются во рту. Делаю пару глубоких вдохов, чтобы глубже затолкать негодование и злость, прежде чем продолжить, подходя к столу.
– Я же просила всего об одной простенькой услуге – не входить ко мне в комнату без спроса и в моё отсутствие, – боль стремительно добирается до висков, пульсируя в тех адской барабанной дробью. – Неужели, так сложно? Ма, ну чего молчишь?
Я сбита с толку её дурацким молчание, ведь она всегда либо стыдит меня, либо кидается рьяно оправдывать своего "прихлебателя", никаким другим словом и язык у меня не поворачивается назвать это жалкое подобие мужика. Наклоняюсь, нависнув над матерью в решительной позе и распластав ладони на столе, касаюсь пальцами кружки, на удивление холодной для утреннего кофе. В нос тут же ударяет кисловатый запах и его-то точно не спутать ни с чем. Молодое вино, частый спутник депрессивных вечеров моей родительницы.
Но для утра это уже слишком.
Успеваю перехватить кружку, решительно подношу её к лицу, чтобы втянуть ноздрями ненавистный тяжёлый букет Изабеллы и обличить порок мамы, её слабость и неверие, что жизнь и без алкоголя способна радовать.
– Детка, не надо…
С грохотом и попутными визгами отправляю посудину в раковину, открываю кран, чтобы смыть пурпурное пятно. Жаль также просто не смыть позора, тенью маячившего в нашей семье.
– Клянусь, я брошу.
Слушаю её вполуха, но не потому что давно уже утратила веру в многочисленные клятвы завязать, а потому что шум в ушах не позволяет различать фразы, которые звучат нелепо и коряво, не внушая никакого доверия.
– Сегодня совсем невмоготу, – стоит на своём, бьётся до конца, а мне мерзко от того, в кого она превращается, на какое дно опускает всех нас . – Ри-та-а, – наконец прикрикивает мать, отчаянно хватая меня за руку, пресекая розыскные мероприятия. Мешая из последних сил, но не сбавляя прыти, впрочем, как и я. Уж лучше бы она так боролась с собственной пагубной привычкой, чем с дочерью, чьи намерения отыскать припрятанную заначку, лишь с благой целью, а не в отместку за погром в личных вещах.
Тянусь по инерции к дверце последнего шкафчика, совершенно не ощущая давления пальцев, плотным кольцом сжатых на моём запястье. Такое рвение меня остановить, срабатывает как катализатор: раз не дают открыть шкаф, значит я на верном пути, точно так же как и мама – на пути к алкоголизму. Недаром ведь говорят: "первый признак - выпивка в одиночку."
Осознание полученной пощечины приходит гораздо раньше и самого звука резкого и, хлесткого, содрогнувшего мимолетную тишину. И самой боли, горящей теперь жгучим отпечатком ладони на моей щеке.
– Прости, – понуро опускает голову, пряча взгляд от стыда передо мной. Перед дочерью, которой припечатала всё своё негодование недюжинным ударом.
Марго
Пытаясь успокоиться, сжимаю губы, выравнивая дыхания и призывая все силы не расплакаться, не обнажить и без того страшный надлом.
– Остановись, мам. Ты же не видишь ничего, горе заливаешь, страх одиночества закрываешь чужим мужиком, – вдруг осмелев, выплевываю давно клокочущие во мне вопли, но даже не чувствуя облегчения от высказанной горькой истины. Жму ладонь к месту удара, будто намеренно скрывая красноватые следы незаслуженного наказания. – Холишь, лелеешь драму, которую давно отпустить пора. Прекрати себя убивать, мам, – еле шепчу, ощущая в горле тот самый неприятный осадок, словно мелкие песчинки, натирая царапают связки, покидая меня вместе с голосом. – И нас с Лёшкой прекрати убивать. Мы все устали… выдохлись.
– Так, а я вас никого не держу. Выход вон там. Идите… дышите полной грудью.
Резко вскидывает руку, указывая на дверь, больше не напяливая скорбно-виноватого выражения на вдруг просиявшее злостью лицо. Достаёт из шкафа спрятанную бутылку и уже без всякой шифровки наполняет бокал, жадно выпивает до дна, в довершении, слизнув последние капли с обветренных губ.
Мгновение спустя, когда оторопь отступает, внутри медленно, но верно начинает закипать гнев и если я останусь, то утилизацией вина наш скандал не закончится. Крупная дрожь бьёт каждый мускул, сокращая тело болезненной судорогой, из-за которой я не могу попасть босыми ногами в кеды и бросив провальную затею, ныряю в открытые сланцы. Закидываю рюкзачок за спину, а в том нехитрый набор, мизерные остатки личных вещей, кое-какое золото, паспорт и телефон. Всё то, что мне приходится постоянно с собой таскать.
Не задерживаясь ни секунды выбегаю из квартиры, конечно если наш проходной двор, с периодическими сборищами местных выпивох можно назвать этим тёплым и уютным словом - дом. Давно нельзя, а я всё чаще прихожу сюда лишь с целью переночевать, потому что не имею возможность снять собственное жильё, а теперь и вовсе остаюсь без денежных средств.
Но дело даже и не в деньгах, а в осознании того, что уйду я – пропадёт и она. Опустит руки окончательно, перестань цепляться за призрачную цель вернуться в нормальную жизнь.
Слёзы давно щиплют глаза и возможно я бы дала им волю, если бы мне не встретилась парочка курильщиков двумя этажа ниже. Сегодня явно не мой день. Кажется, даже уши закладывает от шума собственного пульса. Ну или же у знакомых нет слов при виде моего расстроенного выражения лица.
Мы молчим, глядя друг на друга. Тяжело объяснить необъяснимое, а видеть жалость в Леськиных глазах, и болезненную солидарность с моим незавидным положением в Пашкиных – ещё тяжелее. А думать, что я погрязла в семейной драме с дурным запашком, из которой выход чуть ли не в петлю – невыносимо.
Нервно дёргаю рюкзаком, крепче стискивая пальцами лямки, до их натужного скрипа.
– Падай везунчик, – спрыгнув на ноги, Паша предлагает занять его место, ловко помогая мне снять рюкзак, чтобы тот не мешал сидеть на узеньком подоконнике.
Леська, как обычно курит, аккуратно стряхивая пепел в банку, тогда как Котов обильно посыпает им лестничную площадку. Я пристраиваюсь поодаль от подруги, привалившись спиной к откосу, ощущая даже через ткань топа облупившуюся краску на стене. Дистанция, конечно, меня мало спасёт от сигаретного дыма, так же как и от расспросов, которые уже вертятся на их языках.
– Смотрю набитый четырёхлистник не особо тебе помогает, – еле заметно кивает в сторону моей щиколотки, где красуется трехнедельной давности татуировка, к счастью уже полностью зажившая и не доставляющая дискомфорта, как это делают разговоры с явной подковыркой.
– Гош, тебе съехать с этого дурдома надо, – Леся приободряюще хлопает меня по колену, принимаясь выводить на нём острым ноготком причудливые узоры.
– Точно, переезжай ко мне, – активизируется Паша, сально улыбаясь. – Да и с переездом никаких проблем, хорошо всё-таки быть соседями.
– Котов, ты-то тут причём? – прыскает от смеха Леська, вместе с едким смешком выпуская клуб дыма мимо форточки. – Ты гол, как сокол. Тебя самого нафталиновые бабушки содержат. А нам нужен состоятельный папик.
Изогнув бровь: идеально выщипанную и подкрашенную, она немного манерным жестом поправляет волосы, придавая своему каре небрежно собранному в хвост ещё больший творческий беспорядок.
– В содержанки я не согласна, – словно обжигаюсь этой фразой, но сильней страдая от предложения податься в приживалки.
– С такими жизненными принципами и идеалами тебя туда и, не особо возьмут.
– Ну и замечательно, тебе больше папиков достанется. Будет на ком оттачивать своё мастерство, – обиженно парирую. Если она язвит, то и я в праве ответить в том же ключе.
– Через несколько лет твою целку даже на аукционе никто не захочет покупать, – она отвечает спокойно и холодно, что я прихожу к выводу – Лесю ничем не пронять, а вот нарваться на язвительный укол так это без проблем.
– А я всё ждала, когда ты вспомнишь об этом, да ещё и при нём, – смотрю на Пашу, присвистнувшего от услышанной сенсации.
Начиная физически ощущать его похабный взгляд, скользящий по моим голым ногам до отворотов коротеньких джинсовых шорт, а затем вверх до груди, чуть выступающей в вырезе со шнуровкой.
– Девственность – это женский недостаток, который легко устраняется мужским достоинством…
– Забудь, понял? – вырываю рюкзак из Пашкиных рук, срываясь бегом вниз по лестнице.
Максим
Телефон на прикроватной тумбочке громко вибрирует, а этот безжалостный звук, заставляет резонировать каждую клеточку моего воспаленного похмельем мозга. Недовольно морщась, выползаю из-под одеяла, тут же пожалев об этом. Солнце явно давно успело перевалить за полдень, проникнув сквозь узкую полоску, оставленную между неплотно задернутых штор. Выхватив глазами чёртов солнечный луч, снова падаю головой в подушки, прикрывая ладонями лицо.
"Здравствуй новый день" – вою разочарованно в руки сложенные лодочкой, страшась встретиться с реальностью.
Зачем только вчера пил без меры? Ах, да, в попытке вытравить из головы кое-кого до зубного скрежета, настырного.
Поздравляю, дружище, экзекуция спиртным нанесла существенный урон, жаль не в том направлении.
Во рту до боли пересыхает от обезвоживания, муторное состояние с пробуждением лишь усиливается, наказывая за опрометчивость. Но окончательное самобичевание доползает до самого пика, когда я замечаю голые бёдра неприкрытые ничем, ни одеялом, ни бельём.
Красивый такой изгиб, соблазнительный, плавно переходящий в длиннющие, почти бесконечные ноги.
Тут же вспоминается активно проведённый вечер с весьма ненасытной девушкой, знающей толк в любовных играх. Жаль, конечно, будет её расстраивать, но ничего долгосрочного строить я не намерен, да и повторять секс марафон не горю желанием. Удовлетворились и разбежались.
Телефон настырно отзывается очередным жужжанием, возвращая к более важным делам, которые нет больше сил игнорировать. Разблокировка рассыпается на экране уведомлениями о непринятых звонках, сообщениях во "вконтакте", "ватсап" и даже напоминалкой "МарГОШка работа".
А вот и весточки от той, которую мне нужно было забрать, чего я так и не сделал, предпочтя покатать верхом сексуальную блондиночку. А наездница из неё – выше всяких похвал, может быть я и передумаю, приглашу её ещё на пару палок чая.
"Макеев, где тебя носит?"
Прямо вижу, с каким выражением лица писалось первое сообщение. Кнопки, вероятнее всего горели под пальцами Марго, жаждущей справедливости и пунктуальности от похотливого меня.
"Ты настоящий СВИН"
Написано с интервалом в пять минут, какая нетерпячка и настырность, вот что значит уметь правильно заинтересовывать людей. Этого таланта у меня точно не отнять.
А вот тут гадать не нужно, в конце строки либо у Крайновой сдали нервы, либо залип смайл: гневная рожица с рожками – истинное лицо Маргариты, пропечатано не единожды. Посмеиваясь собственным мыслям, начинаю набирать ответ.
"Свин жив и здоров. Тупо проспал))))"
Поспешно оправдываюсь, обвиняя самого себя в беспечности и непростительном проколе. За язык меня вчера никто не тянул, когда я самоотверженно кидался упрашивать Марго хотя бы попытать счастье, съездив на собеседование. Тем более, что я мог бы похлопотать за неё, а вернее устроить так, чтобы её кандидатура подошла нам идеально.
А она и без просьб бы подошла, миловидное личико: пухлые губки, яркие выразительные глаза. Тело молодое и подтянутое, без единого "силиконового" преображения, все эстетические составляющие успеха, ну и головка не набитая соломой. С сообразительностью у неё в порядке. И с грудью…
Твою ж мать, неужели снова начну рефлексировать? В моей постели спит девушка, удовлетворившая за ночь, казалось бы, все мои потребности. А я, как заведенный осёл, мысленно возвращаюсь к фигурке с обтянутыми в красное кружево прелестями.
Крайнова, Крайнова, как же тебя вытрахать из головы?
Телефон продолжает молчать, умирая в руках от Маргошиной упертости и желания наказать мою забывчивость полным игнором.
"И заметь, проспал я в свой законный выходной"
Неугомонно написываю новые сообщения, отправляя, словно в никуда.
Упрямице не до меня, мессенджер так и повисает непрочитанным, вгрызаясь чувством вины в ещё сонную совесть. И сколько бы я не буравил экран, статус отправленного не меняется на принятое.
"Не злись. Сейчас приведу себя в порядок и заеду за тобой. Собирайся."
Снова отмалчивается, впрочем, не удивительно, с детства поражался её упрямству. Ничего, я не гордый подожду.
Слева от меня начинается еле заметная возня, девушка сладко потягивается, оттопыривает попку и каждое её движение, как гадское приглашение. Такое откровенное, зазывающее, за которым я наблюдаю задействовав лишь периферическое зрение, совершенно не стремясь разглядеть всех прелестей. Меня сейчас больше заводит молчание Крайновой, разжигающее во мне инстинкт охотника, голодного до игры в "кошки-мышки", когда интересней поймать жертву самому, нежели довольствоваться тем, что само идёт к тебе в руки.
Максим
Тёплые ладошки медленно ползут вверх, пальчиками пересчитывая мои ребра, сбежать не удаётся, на меня объявлена охота.
– Доброе утро, – протяжно выдыхает девушка прямо в ухо, прикусывая мочку и с нескрываемым наслаждением втягивая её в свой горячий ротик. – Хочешь помогу проснуться?! – влажной дорожкой спускается по шее к ключице, беззастенчиво целуя впадинку на ней, намеренно обходя стороной старый рубец, уродливой полосой проходящий по всей правой ключице. А после трется носом о мой подбородок. – Как день начнёшь, так его и проведёшь.
Ластится как кошка, утыкаясь мне в шею, сладко еле слышно постанывая. Будто осознав к чему ведёт её контратака, безуспешно ерзаю, но блондиночка припечатывает своим острым коленом обратно в матрац. Норовит меня оседлать, но в данный момент меня переполняет одно желание, выпроводить её за дверь, на утренний секс я не настроен.
– Извини, я в душ, – изворотливо выпутываюсь из объятий, краем глаза оглядывая её фигуру при свете дня. Смотрю и не понимаю, к чему так упорно предлагать то, чем любезно наградила природа? Всё ведь при ней. Такой красотке быть столь навязчивой не стоит, можно ведь цеплять чем-то другим. Хотя нет, тут я спешу с выводами. Мозгов явно маловато.
– Может вместе? – мурлычет сладко, выскочив из кровати проворнее меня и перекрыв мне выход из спальни, видимо полагая, что я не в состоянии сдвинуть с места преграду в её лице. Встаёт на цыпочки и призывно тянется за поцелуем. Медленно поглаживает плечи, перебираясь от шеи к затылку, чтобы там зарыться всей пятерней в волосы, спутать те и без того всклокоченные за ночь.
Надо же, намерено меня соблазняет, а я мечтаю лишь о водных процедурах. В одиночестве.
– Нет, – почти грубо отрезаю я, но чёртово воспитание словно изжогой жжёт в груди, заставляя сгладить ситуацию, сменить тон и не обижать ту, которую сам вызвонил, оплатил такси, лишь бы спустить пар и ослабить давление в штанах, навеянное аппетитными формами Крайновой. А те ведь никак не выходят из головы, маячат всюду и спустя горячую ночь, вновь зажигая оставшийся порох. – У меня срочные дела.
Тут я не вру, мне и правда пора ехать, но сперва нужно смыть наваждение, перерастающее из дружеской симпатии к Маргарите в явную, изощренную пытку. Девчонка рядом стоит в чём мать родила и не жмётся от стыда, а откровенно подаёт свое тело вместо завтрака, но моё чокнутое подсознание не обращает на все прелести никакого внимания. Ввинченные в подкорку воспоминания, зудят и ноют хуже зубной боли.
Вчера я невзначай умудрился разглядеть в Маргарите давно созревшую девушку со своей лёгкой, непередаваемой красотой. Такой ненавязчивой, но острой и горячей, и та прошлась по нервам как пирограф по податливому дереву, сумев выжечь какой-то дурацкий рефлекс даже на обычные образы Маргариты.
Вся ночная терапия по выбиванию Крайновой из головы с треском проваливается, я как заведенный прокручиваю воспоминания, наполненные присутствием Марго.
– Да ладно тебе, деловой. Ты же хочешь, я вижу, – говорит с пошлой певучестью в каждом звуке, а сама льнёт всем телом, пальцем проводя над резинкой боксеров, томно вздыхая и применяя на мне все уловки соблазнительницы. – Хотеть – это нормально, – слегка царапает ноготком, игриво прикусывая губы, заползает ладонью под ткань трусов, обхватывая властными пальцами то, к чему тянулась всё это время. – Ненормально – не хотеть.
– Не бери на свой счёт. По утрам стояк случается даже в пустой постели, так уж мы устроены, – убираю руку из собственного нижнего белья, от подобного давления лишь хуже. – Это не твоя заслуга, а моего организма.
– Неужели не хочешь своими заслугами похвастаться?
– Сейчас я хочу поссать, принять душ, выпить кофе и свалить, – грубо парирую я, оставляя позади все хорошие манеры, поняв что по другому сейчас никак.
– А я? – с деланной обидой дует губы, собирая волосы в высокий хвост, открывая хрупкую шею, покрытую свежими засосами. Словно специально, в намеренном желании устыдить моё безразличное отношение к ней после проведённой вместе ночи.
Но если посудить с меня взятки гладки. Я предложил, она согласилась, никто насильно не тянул. А если быть уж совсем честными, то я отправлял её на такси сразу после эротических игрищ.
– А ты…, – не могу и имени её вспомнить. Она однозначно представлялась и даже по первой что-то болтала без умолку. Но…сейчас память меня нарочно подводит. – Свари кофе, направь свою буйную энергию в мирное русло. Я буду за это тебе безмерно благодарен, – говорю я, сохраняя холод в каждом звуке своего голоса, чтобы девица зря не строила воздушных замков. Не собираюсь ей дважды объяснять к чему приводят мимолетные связи.
– Ты с утра всегда такой ханжа? – упрямо поджимает губы, плавно опускаясь передо мной на колени. – Расслабься.
Скользит ладонью по бедру, стаскивая боксеры, бесстыжим взглядом впиваясь мне в лицо, выискивая то ли доказательств моего вожделения, то ли разрешения исполнить задуманное.
– А я расслаблен, сейчас в этой комнате только ты меня напрягаешь, – срываюсь на хриплый рык, зверея от неуместной настойчивости и желания запустить пальцы в волосы, чтобы с силой вытряхнуть легкомысленность из вполне симпатичной белокурой головки.
За всю жизнь впервые встречаюсь с такой раскрепощенной и не уважающей себя девушкой.
– Встань, – не прошу, скорее приказываю, натягивая спущенные трусы.
Дурак. Да чтобы я ещё хоть раз повёлся и перезвонил по оставленному номер. Нет. И к себе больше никого приводить не буду, проще отстреляться и укатить. При таком варианте исключаются и утренние поползновения, и горькое раскаяние, и осознание совершенных ошибок.
– Мудак, – брезгливо выплевывает короткое слово, вложив в него всю кипучую ярость, приправив обиду звонкой пощечиной.
Максим
Открываю дверь и невольно вздрагиваю: за ней стоит Маргарита. Какое-то неожиданное её появление здесь – в коридоре рядом с моей ванной комнатой, до ухода в душ кроме меня и маньячки, вдруг решившей начать качать на меня права после единственной проведённой ночи, никого больше в квартире не было.
– Чёрт, Марго, – говорю, застывая на пороге. – Кто тебя впустил?
Молчит, то ли в ступоре, то ли в активном поиске подходящих слов. А вид у неё воинственный: руки скрещены на груди, лицо нахмуренное, но чертовски привлекательное, без единого намёка на косметику, разве что лёгкий блеск присутствует на надутых, разобиженных губах. Кому-то сейчас явно достанется. Лениво привалившись к дверному косяку плечом, жду своего выговора. Но взамен удостаиваюсь мимолетным удовольствием от её блуждающего взгляда по моему оголенному торсу. Пытливые глаза задерживаются на несколько секунд на полотенце повязанном вокруг бёдер, чтобы потом скользнуть к моему лицу, в дикой спешке и безумном притворстве, лишь бы отгородиться от увиденного почти НЮ.
– Твоя невеста. А может я чего не понимаю?! – громким шёпотом спрашивает она, слегка психуя от неуместной ситуации и моего внешнего спокойствия. – И ты пользуешься услугами полуголых швейцаров?
– Возможно, – слегка пожимаю плечами, разглядывая её раскрасневшиеся щёки.
Интересно этот румянец результат злости, которая всецело адресована мне, или всё же Маргарита стесняется такой банальщины, как парень с полотенцем на голый зад?
– Завязывал бы ты с этим, – поучающим тоном выдаёт она, но я не спешу умолкать, переводя всё к ироническому "разбору полёта".
– А то что? – выгибаю бровь и наклоняюсь к ней, но она с завидной стойкостью выдерживает сокращение дистанции до мизерного, почти интимного расстояния. Хотя краска с её лица не спешит сходить, видимо прятать смущение не её конёк.
– А то сотрешься… там, – брезгливо указывает пальцем на главную причину беспокойства.
– Это вряд ли, – мне льстит, но в то же время забавляет мысль, что я могу быть небезразличен Маргарите. От этого не поддающийся контролю мандраж расползается по телу, приятной истомой разливаясь в подвздошье. Но этот совсем неожиданный расклад может существенно отравить нам жизнь, чего я естественно не хочу.
– Ты безнадёжный бабник, но меня это не касается, – тон чересчур увлечённый, для того, кто не заинтересован в моих похождениях. А слишком трепетное прикосновение её ладошки к плечу, прожигает мою кожу, укрепляя догадку – мы играем с огнём.
– Вот уж точно тебя не должна касаться его интимная жизнь.
Мы одновременно поворачиваемся в сторону откуда доноситься голос, ещё недавно наполненный соблазнительными обертонами, а сейчас скованный цепями омерзения, даже посильнее, чем когда обозвала меня "мудаком".
С чего бы это вдруг? Без меня, меня делить, нет… в подобные игры я не играю. Да и вообще, лично для меня всё прозрачно и очевидно – Марго неприкосновенна. Родная, хрупкая, всегда нуждающаяся в поддержке, которую я готов оказать даже с ущербом для себя.
– Девчонки не ссорьтесь, меня хватит на всех, – торопливо перевожу разговор в сарказм, задевая выплеснутым юмором обеих: Марго многозначительно фыркает, всем видом показывая, что не претендует на меня. Тогда как другая открыто злится, где-то в глубине души, мысленно накручивая мои яйца на свою горькую обиду.
– Простите, я пас, – Крайнова вскидывает ладони вверх, демонстрируя акт безоговорочной капитуляции, пятясь из коридора в кухню лишь бы поскорее избавиться от испепеляющего взгляда своей почти "соперницы". – А вы, Катенька, не сильно обольщайтесь. Таких красивых и наивных в постели Макеева перебывала сотня и не одна. И прошу вас, заметить - не задержалась, – сладостно льётся Маргошина речь, а я поражаюсь её спокойствию и памяти. Я умудряюсь переспать с девушкой, не удосужившись запомнить её имени, а Маргарита вспоминает незначительную мелочь - надпись на бейджике продавца-консультанта.
Это я вчера сглупил, припёрся домой с нижним бельём, а порывшись в пакете нашёл номерок, выведенный замысловатым почерком прямо на кассовом чеке и позвонил. Слово за слово, никаких обещаний, всё на уровне инстинкта, заполучить порцию хорошего секса без притязаний на большое чувство с последующей ответственностью.
Моя добровольная и единственная порука сейчас стоит у окна, нервно воюет с непослушными волосами, скручивая их в жгут. А мои вдруг натянувшиеся нервы тревожным предчувствием стягиваются в подобный, выворачивая наизнанку былое спокойствие.
Ни расстояние, ни закрытость Марго не отдаляют волнения, которое хочется разделить с ней.
– Эй, ты чего сорвалась ко мне? Я же написал, что сам заеду. Чудо ты, неугомонное.
– Прости что испортила романтику, – полоснув надрывным шепотом, резко разворачивается ко мне лицом, вновь рассыпая по плечам локоны, чуть вьющиеся на концах.
Внешне спокойная, но такая надломленная внутри, подавленная, с мокрыми щеками. Молчаливая, но с кричащими от боли глазами.
– Нууу… чего ты?
Наплевав на любые приличия, шагаю навстречу, улавливая жалобный всхлип. Переполненная отчаянием Марго позволяет себя обнять и даже прижимается сильнее. Кожа согретая августовским солнцем приятно контрастирует с прохладой моего тела. От непозволительной близости на плечах тут же высыхают стекающие капли с моих мокрых после душа волос. А вот шея вновь мокнет от горьких Маргошиных слёз, которые она усердно растрачивает, стоя в моих объятиях.
– Тише, тише, – успокаивающе глажу по спине, чувствуя как она вздрагивает под пальцами, пугая своей дрожью. – Что случилось? – снова молчит как партизан, но я не решаюсь форсировать событий и пытать её, хотя истерика грозит выйти за рамки допустимого. – Маргош, я не экстрасенс и не понимаю по тональности твоего плача или солености слёз весь масштаб трагедии.
Ни тихий тон с рассудительными нотками, ни мягкое поглаживание вдруг замершего Маргошиного плеча не помогает мне её разговорить. В молчании будто бы вечность проходит.
Сайт использует файлы cookie, а также обрабатывает персональные данные с помощью Яндекс Метрики, чтобы понять, как используется сайт, иметь возможность улучшить его работу. Дополнительную информацию можно найти в нашей Политика обработки персональных данных