Это мой мужчина!

Долго разглагольствовать ему не пришлось. Открылся главный вход, и пошли первые посетители.

Рабочий день начался, все ненужные мысли в сторону.

3. 2

Ближе к обеду я уже тысячу раз пожалела о своем наряде и помянула недобрым словом Ленку. Вот где она раньше была со своими добрыми советами? Хотя Ленка, конечно, ни при чем. Нефиг было кексы жрать все выходные. Ну и что, что вкусненькие, а теперь вон дышать тяжело и юбка, будь она неладна, настолько стиснула мне бока, что лишний раз ни наклониться, ни повернуться.

К полудню, правда, мы все уже были как загнанные ослики, и мне даже расхотелось фотографироваться. Только Ленька, наш постоянный репортер из местной газеты, все же щелкнул меня, по старой дружбе. Но, думаю, на кадрах я либо с открытым ртом, орущая на Егорушку, либо с выпученными глазами, бегущая в торговый зал.

Когда удалось уйти на пятнадцатиминутный перерыв, я вознесла хвалу господу и профсоюзам всем вместе взятым. Долой рабство и тесную обувь! Блаженно скинув туфли и развалившись на кресле в подсобке, я с каким-то особым умиротворением смотрела, как Ирина, наша кассирша, заваривает чай.

Вместо обеда, нас ждал всего лишь быстрый перекус из бутербродов с сыром и ветчиной. Это наш Михалыч расстарался, дабы в торговом зале не воняло разогретыми пельменями и распаренными дошираками. Даже конфет купил.

Я, конечно, погоревала, но свою долю бутербродов умяла без зазрения совести. Мы немного позубоскалили с Иринкой, поперемывали косточки сотрудникам. Она меня вежливо предупредила, чтобы я не нарушала матримониальных (но недальновидных) планов Лизоньки. На что я ответила, что жить мне еще хочется. Кто ж про ее виды на Михалыча не знает? Все знают, но толку нет. Михалыч – кремень, заядлый холостяк, но на работе интрижек не заводит. Поэтому ни Михалыча мне не надо, ни Лизоньки с ее неуемной ревностью. Я ее настороженные взгляды и так целый день ловлю.

Через пятнадцать минут нас сменили. Не дали даже по второй кружечке чая попить! Нелюди!

И понеслось. Народ повалил, предприниматели разные, начальство из администрации подтянулось, – в общем, аврал. Я носилась от склада к кассе и обратно, попутно разговаривая с любопытными посетителями, пыталась чего-то считать и смотреть за Егорушкой. Но в душе молилась об одном, чтобы этот кошмарный день поскорее закончился.

В четыре должен был быть отбой, но нет же. Люди все шли, заказывали мебель со скидкой, а довольный Михалыч приказал нам долго жить и работать до последнего клиента. И еще часа полтора мы пахали, яки негры… Солнце-то еще высоко…

Когда двери торгового зала закрылись, народ наш возликовал. Кроме меня, конечно. Сейчас уйдет и кассир, и продавцы-консультанты, а Юля Петровна будет смотреть, как Егорушка и грузчики ме-е-едленно соберут оставшуюся мебель и погрузят ее в машину.

А-а-а, заберите меня домой, ну хоть кто-нибудь!

Егорушка, увидев мой настрой, отправил меня пить чай. Знает, чем женщину можно задобрить. А я и не против. Села на диванчик, вытянула ножки и стала наслаждаться тишиной. Сзади послышались тихие шаги.

Дверь в подсобку за моей спиной закрылась.

Я лениво приоткрыла глаза – Михалыч. Надо бы обуться и сесть поприличней, но сил нет даже пошевелиться. Ай, ладно. Что он не человек, что ли!

Он, конечно, человек. Сел рядом, помялся, прокашлялся. Наверное, что-то про сегодняшний день сказать хочет. Но вроде орать не настроен.
Я вежливо ждала, начальство мялось…

Потом Михалыч, видимо, заинтересовался тканью на моей юбке.

Погладил ее, прямо на моей коленке. А после и того круче, выдал:

– Юля Петровна, вы сегодня такая обворожительная! Может, мы с вами в выходные ко мне на дачу съездим? Шашлычков нажарим…

Как мои глазоньки из орбит не выпали, честно, не знаю.

Михалыч, вот вроде мужик нормальный, а все туда же…

Я так тихонечко его руку, все еще ощупывающую мою ляшечку, убираю. Похлопав, конечно, по-дружески, а то вдруг обидится. И говорю:

– Михал Михалыч, ну что вы. Какие шашлыки…

– Юля Петровна, – настойчиво продолжает он, – Вы вроде не замужем, не так ли…

– А вы, что ли, замуж зовете, Михал Михалыч? Так давайте объявим!

– Юля Петровна, шутница вы… И все же подумайте.

Так, улыбаемся и машем. Как пингвины из мультика. Я тем более недалеко от них ушла. Аккуратненько, чтобы не задеть уязвленное самолюбие шефа, поднимаюсь с диванчика и сую ноги в балетки.

– Пора мне, Михаил Михайлович. Автобус…

– Так я могу подвезти.

– Думаю, не стоит. Мне же еще в супермаркет за продуктами. Картошки надо купить, лука…

– Ну, тогда спешите, Юленька, а то опоздаете.

Шеф миленько-гаденько улыбается, ну точь-в-точь как Лизонька. Тренируются они, что ли.

А я деру оттуда. Ну их на фиг, с матримониально-шашлычными планами. Домой хочу. Завтракать, обедать и ужинать…

4. 3

Нет, вот что за невезуха, что за подлость, скажите мне на милость! Не жилось мне спокойно, захотелось выпендриться. В белом, как невесте, походить, макияж профессиональный намазюкать. Красила себе раньше реснички и красила. Ходила в ровненьких платьях-обрубышах и нормально было. За восемь лет ни разу Михалыч в мою сторону не взглянул, да и до этого сабантуя с выставкой вообще меня, наверное, по имени-отчеству не помнил. А тут – на тебе, сразу на шашлыки. Нет, всё-таки мужики – козлы, как ни крути. Нет бы в кино или кафе, на крайний случай, – ну, если так прям девушка понравилась. Я уж, конечно, не девушка, но все равно обидно. Сколько до этого пришлось от таких вот заботливых (озабоченных) поплакать. Ведь вот как только учуют, что не замужем, давай приглашать вовсю… ну, не замуж, конечно.
Как вспомню, аж тошнить начинает от этих вот:
"Может, на полянку?"
Или еще "Весна, даже щепка на щепку…"
"Летом каждый кустик ночевать пустит. Зачем такой красивой одной горевать, обогрею…"
Злость такая на все это, прям убила бы кого. Ну, ладно тогда, я после развода девчонка совсем была – скромная и послать хорошенько, по-русски, боялась… А теперь-то я, наверное, одним гневным взглядом своим всех непрошеных ухажёров отгоняю. Только вот от Михалыча никак не ожидала, честно. Еще проблем мне на работе из-за этого не хватало. Но я молодец, не нахамила вроде и мужское самолюбие не оттоптала…
Ленка, конечно, права. Я привыкла одна, и мне как будто уже никого и не надо. Но все равно иногда думается, что хочется чуток любви и серьёзных отношений. А потом поешь, посмотришь сериальчик, и вроде отпускает. Ну какой бабе не взгрустнется иной раз? Вот и я такая – нормальная, но одинокая. Поэтому и грусть мне свойственна, и злость на всех невоспитанных кобелей… За мной никто не гнался, но из здания торгового центра я вылетела, как ошпаренная, и на всех парусах понеслась к остановке. Еще не хватало на автобус опоздать. Можно, конечно, и на такси доехать, но это сейчас неприемлемо в моем положении. Я нам с Танькой на отдых коплю. Глядишь, путевки горящие подвернутся, в Турцию слетаем. Я уже и загранки обновила. Еще позапрошлой зимой, правда. Но они же не портятся. Лежат себе и лежат, ждут своего часа.
Толпа и галдеж на остановке отрезвили. Одуревший от жары народ возмущался похлеще, чем в очереди за дефицитным товаром.
Подхожу и спрашиваю женщину с огромными сумками, стоящую у края проезжей части.
– А семерка была? Случилось что-то? Такая толпа…
– АТПэшники наши забастовали, – отвечает она, вытирая со лба пот замызганным платочком. – Ни одного автобуса не ходит. Только частные газельки. А они битком, я уже час стою здесь.
Я еще раз посмотрела на собеседницу, теперь уже с сочувствием. Ее с таким багажом даже и к газельке не подпустят. А мне что делать? Может ну это все на фиг, отправиться пешком? Не так далеко до дома, всего четыре остановки.
Пока я решалась, идти не идти, уже подъехала первая частная маршрутка. Толпа подалась вперед и началась давка. Нет, оно мне точно не надо. И только я решила развернуться и покинуть сие подозрительное мероприятие, как из-за угла вырулил микроавтобус, и как раз нужная мне седьмая маршрутка. Она ловко припарковалась практически возле меня, до двери рукой подать. Рано только я порадовалась ей, рано… Потому как тут же меня смяло, оттиснуло беснующейся толпой и прижало к двери кабины.
Господи, Юля, какого лешего ты тут забыла?
Пока меня мутузили по обшивке авто, я пыталась не упасть с тротуара и не угодить под колеса оного транспортного средства.
– Девушка, ну что же вы такая нерешительная, – раздалось позади, и сильные руки, подхватив меня за мяконькие бока, оторвали от кузова и протиснули вперед к входу. Мне кажется, я перестала дышать и вообще в эти секунды вспомнила все молитвы. Мое тельце буквально впихнули в салон, подтолкнули на одну ступеньку выше, и в этот момент раздался предупредительный: "Осторожно, ихто там у двери, двери закрываются..."

Двери закрываются...
Так и вспомнилось мне в этот момент: "Это ж-ж-ж-ж, неспроста!"

Потому что одновременно с этим самым ж-ж-ж-ж в меня сзади впечаталось мощное мужское тело. И тут наступил апогей моих чувств. Голова закружилась и я, наверное, обмякла. Потому как сильные руки снова обняли меня, и утрамбовыватель автобусов прямо в ухо прошептал:

– Держитесь, милая моя, иначе мы с вами сольемся сейчас в единое целое…